[infinite community]

@темы: кроссовер, ot7, fan: графика

---

гюлвис!

[infinite community]

@темы: фансайты, Ким Сонгю

---

[infinite community]

Мы знаем, что наше сообщество пропустило празднование 6 лет наших мальчиков на сцене.
Но наша любовь к ним не стала меньше
Спасибо вам за то, что дебютировали, за то, что каждый год дарите нам хорошие альбомы и оставайтесь с нами.

А ино-фанаты идеально написали то, что мы думаем:

@темы: [организационное], ot7, обсуждения и опросы, важное

---

[infinite community]

Спустя год (!!!) ленивые Инспириты все же дожали просмотр клипа и парням пришлось записывать дэнс практику.
Судя по их внешнему виду, записали они ее недавно, а не год назад, ибо Сонгю вроде как немного хромает
а рубашка неповторимого сольника Нам Ухёна завоевывает сердца

@темы: ot7, official: видео

---

[infinite community]

автор -  tenshi vi romania

08.08.2015 в 21:00

Пишет  memberfest:

Работа №1
Название: Никогда не ссорься с зельеделами
Фандом: Infinite
Персонажи: Сонгю, Ухен
Жанр: слэш, фэнтези, юмор, АУ
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: сомнительное авторское чувство юмора
Количество слов: ~6000
Краткое описание: АУ в которой Ким Сонгю варит Любовное зелье, а Ухён иногда просто идиот.


Ухёна выдергивает из сна жуткий грохот за стеной. Спросонья он решает, что подземелья рушатся, и скатывается на пол, прижимая ладони к голове. Но потом осматривает целую комнату, обращая внимания на упавшие с полок и стола книги, и понимает, что гремело где-то в коридоре. Когда сонный мозг сопоставляет факты с реальностью, Ухён подрывается в чём был – в пижамных штанах и растянутой рубашке – и, переполненный злостью, вылетает в коридор.
Из соседних дверей выглядывают перепуганные студенты – такого переполоха им ещё не устраивали, Ухён успокаивающе машет рукой и пинает повисшую на одной петле соседскую дверь. Из-за неё валит клубами зеленовато-сизый дым, отдающий запахом болотной воды.
– Грёбаный Ким Сонгю! - в сердцах орёт Ухён, вваливаясь внутрь и спотыкаясь о перевёрнутое кресло. – Это уже слишком!
Конечно же, ему никто не отвечает, в горло попадает настойчивый дым, и Ухён закашливается, всматриваясь вглубь лаборатории. Ведь где-то там должен быть сам источник всех проблем – магистр зельеделия Ким Сонгю.
– Гю? – зовёт его Ухён, пробираясь по завалам из мебели и начиная тревожиться. – Гюджиджи?
Сбоку слышится злое бормотание и кашель, и дымовая завеса развеивается, позволяя оценить масштаб разрушений. Из-под перевернутой софы вылезает сам виновник торжества – перепачканный сажей Ким Сонгю, который бросает злой быстрый взгляд на Ухёна и оценивающий на разруху в лаборатории.
Может, в следующий раз заплатить за заговор не только стен и шкафа с ценными ингредиентами?
Первым делом Сонгю восстанавливает заклинанием дверь, которая захлопывается перед носом у любопытных, потом софу, стол и кресла. Хорошо бы попытаться спасти ещё колбы и реторты, но, кажется, сил уже не хватит.
Ухён смотрит на мужественные попытки Сонгю не упасть от обессиливания и, не ожидая просьбы, вплетается в вязь его заклинания. Тот морщится от недовольства, но молчит, принимая помощь.
– Ладно, – примирительно произносит Ухён после того, как последняя стеклянная колба, тихо звякая, занимает своё место на полке. – Давай начистоту.
Сонгю игнорирует его потуги завязать диалог и падает в ближайшее кресло, откидываясь и закрывая глаза.
Ухён замолкает и прохаживается по лаборатории, останавливаясь у стола с ворохом бумаг. Сонгю никак не реагирует на его действия, поэтому он позволяет себе полюбопытствовать содержимым записей. Листы бумаги оказываются исписаны формулами, расчетами, названиями составляющих – почерк магистра такой неаккуратный, что трудно разобрать хоть одно слово.
Ухён шуршит бумагами назло громко, чтобы на него обратили внимание, но, похоже, Сонгю так вымотан, что полностью игнорирует соседа.
– Ким Сонгю, – говорит Ухён и смахивает просмотренные бумаги на пол, усаживаясь на стол. – Поговорим?
– Можете, когда хотите, господин Нам, – устало произносит магистр и смотрит на него, ­– а то ваши вечные сокращения до собачьих прозвищ утомили.
Он смеряет Ухёна взглядом и добавляет поучительным тоном:
– Позвольте напомнить, господин Нам, что то, на чем вы сидите – это стол, и он предназначен не для этого.
Ухён не сдвигается с места и буравит Сонгю взглядом.
– Чем ты тут занимаешься, Гю?
– Напоминаю, я магистр зельеделия, а вы, господин Нам, помощник на кафедре, поэтому обращайтесь ко мне с должным уважением.
– Хорошо, господин магистр, – передразнивает его Ухён, – какого демона вы тут творите? Ладно, когда вы два дня травили нас едкой дрянью, от которой неделю зудела кожа, ладно, когда вы задушили нас вонью отхожих мест, ладно, когда мы счищали ядовитую плесень с коридорных стен, которая выросла от очередного вашего эксперимента. Но сейчас вы чуть не обрушили все подземелья! Поэтому я повторяю: чем ты тут занимаешься, Ким Сонгю?
Сонгю раздражительно цокает языком.
– Стоит ли напоминать, что это лаборатория зельеделия, где, собственно, изготавливаются зелья? И что подземелья раньше принадлежали именно лаборатории, и только потом за неимением мест их стали заселять вот такими вот нерадивыми, как вы, господин Нам. Есть жалоба – идите к ректору, он вам детально объяснит положение вещей.
Ухён бурчит себе под нос ругательство. Ходил уже. Сонгю прав, подземелья действительно принадлежат лаборатории, и, пока не отстроят новые общежития, придется терпеть все эксперименты.
– Я хочу быть уверен, что проснусь не под завалами. И не только я, ты всех соседей переполошил. – Ухён спрыгивает со стола и поднимает бумаги с расчетами. – Что это?
– У меня даже нет сил, чтобы выставить вас за дверь, господин Нам, а вы этим пользуетесь, – ворчит магистр.
Ухён трясет бумагами в руке, молчаливо требуя ответа.
– Я работаю над новым зельем, состав которого чрезвычайно сложен и практически неизвестен, – проговаривает Сонгю в надежде, что теперь его оставят в покое.
– То есть, практически неизвестен? – не понимает Ухён.
– Это значит, что я подбираю компоненты определенного действия, вычисляю их приблизительную дозу и предугадываю эффект их взаимодействия, – устало поясняет Сонгю.
– То есть, уже три месяца ты тут проводишь сомнительные опыты по смешиванию методом тыка в надежде получить что-то с действенным эффектом? – переводит Ухён и фыркает.
Сонгю стискивает зубы, чтобы не послать к троллям этого беспросветного невежду, и невнятно кивает головой. Что угодно уже, лишь бы этот надоеда покинул лабораторию.
– И что же было сегодня в котле? Хотя погоди, дай я сам угадаю. Микстура от вредности? Или нет, зелье Бессмертия. О, знаю…
– Там было Любовное зелье, – перебивает магистр нелепые догадки и трёт виски.
Ухён замирает на полуслове и неверяще смотрит на магистра, до последнего надеясь, что это такой профессиональный юмор. Но Сонгю предельно серьёзен.
– Что, прости? – переспрашивает Ухён, сдерживая веселье.
– Вы все прекрасно слышали,– угрюмо отвечает Сонгю.
– Любовное зелье?
Ухён начинает ржать, чуть не складываясь пополам от смеха.
Сонгю терпеть этот балаган не намеревается, поэтому делает огромное усилие, чтобы подняться с кресла и буквально выпинать ржущего Ухёна за дверь, не удостоив даже традиционного: «Вон!»

Новость о том, что магистр зельеделия Ким Сонгю варит в своей лаборатории Любовное зелье, разносится по Академии магических искусств буквально за день. Не то, чтобы его работа держится в секрете, но Сонгю чувствует на себе косые взгляды в коридорах и возводит взгляд к потолку, когда студенты громким шепотом юморят на эту тему, и это утомляет и мешает сосредоточиться. Впрочем, спасибо стоит сказать Ухёну за весь этот переполох.
В следующие дни господин Нам подвергается такому игнорированию со стороны зельедела, что неожиданно для себя глубоко оскорбляется. Если раньше магистр Ким хотя бы замечал его существование, приветствуя тяжёлым взглядом и едва заметным кивком головы, то сейчас смотрит на Ухёна как на пустое место. Точнее, совсем не смотрит и делает это настолько убедительно, что Ухёну кажется, что он действительно невидим.
Поэтому Ухён из вредности устраивает масштабную попойку в своей комнате и назло громко шумит с друзьями, ожидая, что соседняя дверь распахнется и явит рассерженного Ким Сонгю, но нет. Попойка растягивается и на следующую ночь, и на следующую, куда более масштабную, так как к ней присоединяется всё подземелье. Но Ким Сонгю по-прежнему при встрече с Ухёном обращает на него столько же внимания, сколько на бабочек на клумбах у главных ворот.
Никакого.
Ухён не совсем понимает, за что его игнорируют, и бесится.Обратить на себя внимание становится делом принципа.
Решая пойти напролом, Ухён направляется прямиком в лабораторию, но здесь его ждёт ещё больший удар по самолюбию. Едва он протягивает руку, чтобы постучать, как чувствует боль в спине и оседает у стены напротив, растеряно моргая и совершенно не понимая, что происходит. Вторая попытка постучать в дверь приводит к точно таким же последствиям, но теперь причина начинает проясняться, и Ухён захлёбывается возмущением.
Проклятый Ким Сонгю поставил магический барьер! От третьей попытки Ухён отказывается.
И решает объявить на магистра охоту. Подкараулить зельедела в пустынном коридоре и выяснить отношения, которых, по сути, никогда и не было, кажется Ухёну отличной мыслью. Пока он не убеждается, что Ким Сонгю либо никогда не ходит один, либо обладает заклинанием телепортации в совершенстве.
Где-то глубоко в душе Ухён понимает, что причин для преследования магистра нет: зельедел больше ничего не взрывает, ничем не дымит и не варит ничего смердящего. Но магический барьер всё так же прекрасно функционирует и не поддается заклинаниям, что раздражает Ухёна чуть меньше, чем полный игнор, которому он подвергается впервые в жизни.
Он караулит Сонгю около его аудитории, около лаборатории, в библиотеке и чуть ли не около туалетов, но каждый раз безрезультатно. Магистр явно имел высший балл в отводящих чарах.
Всё это затянулось бы больше, чем на месяц, но Ухён был Ухёном. К тому же мудрость гласит: кто ждёт, тот своё получит.
И Нам Ухён дожидается.

То ли Сонгю снимает барьер, то ли тот сам ослабевает без подпитки, то ли магистру просто надоедает играть в прятки, но Ухёна при попытке постучать не отбрасывает в противоположную сторону. Он неверяще ощупывает дверь, радостно брякает отпирающее заклинание и врывается в лабораторию с воплем: «Попался!»
Однако Сонгю внутри не оказывается, что, впрочем, не сильно огорчает Ухёна. Он с непонятным чувством нежности оглядывает целую, не тронутую разрушениями лабораторию, царственно рассаживается в стареньком кресле за столом и ждёт зельедела.
Ким Сонгю не торопится, и, когда Ухёну надоедает рассматривать черешки книг на полках и пересчитывать чистые склянки на столе, он переводит взгляд на одинокую закупоренную склянку в шкафу. Любопытство побеждает: нет, ну а что за важное зелье, что одному флакону целая полка выделена?
На этикетке мелким почерком Сонгю написано «Опытный образец», и почему-то у Ухёна не возникает сомнений, что это то самое Любовное зелье, на которым столько мучился Сонгю. Точнее, мучил окружающих.
Мутная розово-желтоватая жидкость не выглядит убедительно, Ухён откупоривает флакон и принюхивается. А вот запах, чуть сладковатый, с примесью горечи, ему нравится.
Ухён взбалтывает содержимое и припоминает основы зельеделия, которые он изучал, будучи студентом, где говорится, что создать по-настоящему действенное Любовное зелье, которое вызывало бы сильные эмоции и привязанность, а не только сексуальное влечение, как афродизиаки, не удавалось ещё ни одному, даже опытному зельеделу. И при всём уважении к магистру Ким, Ухён сомневается в действенности этого образца.
Интересно, а каково на вкус? Ухён всего лишь хочет попробовать содержимое на кончик языка, но внезапно для себя увлекается.
Сладкий мёд с привкусом травяной горечи.
Ухён поворачивается к двери, сжимая пустой пузырек, и сталкивается взглядами с замершим от растерянности Сонгю, который быстро берет себя в руки и чересчур спокойно произносит:
– Я очень надеюсь, что вы, господин Нам, сейчас радостно оповестите меня, что разлили содержимое этого пузырька, а не употребили внутрь.
– Гюджиджи! – сияет Ухён, отставляя пустой пузырёк. – Ты даже представить не можешь, как я скучал по тебе все эти дни!
Сонгю перекашивает, и он отступает на шаг назад.
– Вы правы, представить это я не могу, – соглашается он.
– Ну же, Гюджиджи, давай обнимемся, что ты как не родной! –Ухён шагает ближе и раскрывает объятия.
– О, Нам Ухён, даже не смей подходить ко мне ближе до тех пор, пока я не узнаю, что вы сделали с образцом! –Сонгю отступает ещё на шаг.
– Ах, это. –Ухён оборачивается и указывает на пустой пузырек. – На вид как-то не очень, но вкус интересный, до сих пор кончик языка пощипывает. – Он замирает и с обожанием вглядывается в побагровевшее от злости лицо Сонгю. – Я рассказал, можно теперь тебя обнять?
– О, ни в коем случае, – почти что рычит магистр. – Я все ещё надеюсь, что это ваш несмешной балаган и вы придуриваетесь.
– Гюджиджи, ты такой красивый, когда злишься, – мечтательно тянет Ухён, приближаясь к зельеделу мелкими шажками. – Почему ты постоянно от меня убегаешь?
– Действительно, что это я вдруг, – вдруг успокаивается Сонгю и открывает дверь. – Пойдите-ка…
– Ага, опять вон, – договаривает Ухён и жеманно тянет: – Ну Гюджиджи!
– И перестаньте коверкать моё имя! – возмущается Сонгю. – Вы уничтожили единственный образец, над которым я трудился и не успел испытать, поэтому, если не уйдете сами, я применю заклинания, даже не задумавшись.
– Но Гюджиджи, я же теперь влю…
– Вон! – рявкает Сонгю, и глумящегося Ухёна буквально выносит из лаборатории невидимой силой.
Он рассматривает захлопнувшуюся перед носом дверь.
Ким Сонгю определенно не понимает шуток.

Спокойным дням магистра зельеделия Ким Сюнгю наступает глобальный конец. Если раньше, когда господин Нам устроил на него охоту, это поначалу слегка раздражало, но потом Сонгю вошёл во вкус, буквально наслаждаясь раздосадованным выражением лица Ухёна, когда тот упускал его.
На следующий день на пороге лаборатории появляется сияющий господин Нам, слепя своей улыбкой, и начинает нести какую-то чушь про чудесное утро, свежую выпечку на завтрак и красивые глаза. Сонгю смеряет его взглядом и захлопывает дверь.
К обеду дверь снова защищена барьером, но это Ухёна совсем не останавливает. Он отлавливает Сонгю около класса зельеделия сразу после урока и заваливает его предложениями прогуляться по чудесному саду, навестить лошадей в конюшнях, отужинать вечером под открытым небом, любуясь на звёзды, и на все получает довольно изысканное словесное напоминание, что по его вине пропал единственный образец.
Завтраки, обеды и ужины в столовой превращаются в сущий ад. От болтовни Ухёна, который оказывается в столовой точно по волшебству, стоит Сонгю там появиться, кусок в горло не лезет. Магистру кажется, что ещё никогда Ухён так ответственно не относился к своему любимому занятию – дониманию зельедела.
Сонгю сдерживается, постигая внутреннее спокойствие, но Ухён постоянно встряхивает и беспокоит, не оставляя равнодушным. Поэтому молчание Сонгю разбавляется едкими подколками и саркастичными репликами, давно бы обидевшими нормального человека. Но Нам Ухён не сдается и, как привороженный, твердит о прогулках под звёздами, походах в библиотеку, совместных завтраках, обедах и ужинах, сдабривая свою речь глупыми комплиментами и всяким романтическим бредом, который должен быть в голове влюбленной девушки, а не у ассистента кафедры Боевой магии.

Через неделю сверхсильного внимания со стороны Ухёна и притащенного утром накануне веника из цветов с центральной клумбы парка, Сонгю всё же заинтересовывается в эффектах, вызванных приёмом образца, и начинает набрасывать в черновиках симптомы и отклонения в поведении.
Он в шутку интересуется, не кружится ли голова у господина Нам, не мучают ли провалы в памяти, не чувствует ли опьянения. Ухён дураком себя не считает и после очередного приступа внимания к своему самочувствию не выдерживает:
– Гюджиджи, если хочешь исследовать последствия приёма твоего зелья, то делай это открыто, а не прикрываясь нетрогательной заботой о моём самочувствии, словно ожидаешь, что я скопычусь во цвете сил.
– Мне стоит предложить вам зелье для улучшения памяти, господин Нам, чтобы вы раз и навсегда запомнили, что моё имя звучит не так, – замечает Сонгю и чиркает заметку в своём блокноте.
– Вот какой же ты чёрствый человек, Гюджиджи, – со вздохом продолжает Ухён. – Я к тебе с нежными чувствами, а ты всего лишь изучаешь своё зелье.
– Вот именно, – Сонгю закрывает блокнот и прячет его в верхний ящик стола, – зелье.
Ухён склоняет голову и наблюдает из-под полуопущенных ресниц, как Сонгю поднимает с пола ворох бумаг и начинает их сортировать.
Степень доверия зельедела в последние дни возросла, и сегодня Ухёна пустили в лабораторию с условием не влезать в процесс работы. Хотя, вероятнее, что просто сработал шантаж: Ухён взамен пообещал больше не таскать цветы с клумбы.
В подземельях в последнее время стоит долгожданная тишина – ничто не взрывается, не душит легкие приступами аллергического кашля и не жжёт дымом глаза. Ухён немного скучает по шумным вечеринкам и по компании своих друзей, но не настолько, чтобы отстать от Сонгю.
Который оказывается гораздо интереснее и человечнее, чем господин Нам знал. Неожиданно для себя Ухён открывает, что у Сонгю имеется привычка покусывать кончик карандаша, когда он задумывается над своими вычислениями, что он весьма неуклюж, и посуда страдает от его руки до нескольких раз в день, что хмурая складочка между бровями разглаживается, когда он увлекается чтением, и ещё много всяких мелочей, из которых складывается образ Сонгю, незнакомого ранее.
– Хорошо, – вдруг произносит зельедел, сдвигая бумаги в сторону, – мне интересно знать, что вы почувствовали, когда выпили флакон с образцом.
– Изжогу, – вредничает уже придремавший Ухён. – А потом меня вечером мучил понос.
Сонгю смеряет его скептическим взглядом и ждёт ответа.
– Вкус показался мне довольно интересным, потом вошёл ты, и мне показалось, что ты очень красивый, – монотонно бубнит Ухён. – А потом я вдруг понял, что ты мне очень нравишься.
Сонгю хмурится и постукивает карандашом по столу.
– Давайте уточним, господин Нам, сейчас мы с вами говорим о?..
– О твоём экспериментальном образце любовного зелья, – заканчивает Ухён.
Сонгю фыркает и закашливается. Теперь уже хмурится Ухён.
– А вас не смущает, что вы привязаны ко мне любовным зельем? – спрашивает хриплым голосом Сонгю. – Это же против желания.
Ухён пожимает плечами.
– Я не могу объяснить, где мои собственные ощущения, а где действие твоего зелья. – Ухён вдруг драматично взывает: – Но в моей груди огонь щемящей нежности к тебе, мой прекрасный Гюджиджи! Давай же предадимся ласке, что так мне необходима!
– Перестаньте дурачиться, господин Нам. Сколько раз я просил не коверкать моё имя, но вы по-прежнему пренебрегаете моими просьбами. И прекращайте этот фарс.
– Какой фарс, Гюджиджи, – удивляется ухмыляющийся Ухён, – почему ты даже не предполагаешь, что зелье тут не причем, и мне нравится проводить с тобой время?
– Абсурд, – тут же отрицает Сонгю.
– Ну хотя бы на несколько процентов?
Ухён поднимается с места и подходит к Сонгю.
– Дайте подумать, господин Нам. Потому что раньше наше общение сводилось к вашим постоянным жалобам на работу лаборатории и кратким приветствиям в коридоре?
– Мы просто мало знали друг друга, – настаивает Ухён. – Ну же, Гюджиджи, не будь букой!
Сонгю обходит Ухёна и направляется к двери.
– Ваши доводы сомнительны, господин Нам.
– Эта дурная привычка выставлять меня за порог, – улыбается Ухён, открывая дверь.
– О, это доставляет мне огромное удовольствие, – признается Сонгю и захлопывает её перед носом обернувшегося Ухёна.
Тот успевает зацепить взглядом улыбку зельедела и кричит в закрытую дверь:
– Тогда я буду доставлять его тебе каждый день!
И уходит уверенный, что его услышали.

– Итак, – Сонгю хмуро обводит класс взглядом. – Кто же мне сегодня всё-таки продемонстрирует воочию то, что я вталкивал в ваши очаровательно пустые головы весь прошлый урок?
Студенты попытались привычно спрятаться за учебниками и котлами, безуспешно укрываясь от всевидящего ока сурового магистра Ким Сонгю.
– Сколько желающих сдать рефераты по прошедшей теме, – мрачно подытоживает Сонгю. – Что ж…
Его прерывает громкий стук в дверь. На пороге нарисовывается сияющий Ухён и под пристальным недовольным взглядом Сонгю и восторженно-удивленными студентов шествует к столу магистра.
– Что вы здесь делаете, господин Нам? – практически шипит Сонгю. – Магистр Чон не нагрузил вас работой?
– Магистр Чон сейчас на важной встрече, и мне буквально нечем себя занять, – Ухён улыбается. – Поэтому я пришёл скрасить тебе безрадостный остаток занятия своим присутствием.
– А не пойти бы вам вон? – ласково цедит Сонгю, чуть ли не капая ядом.
– Да брось, Гюджиджи, ты же скучал по мне сегодня за завтраком, на который я не попал из-за поручения магистра Чон. – Ухён строит щенячьи глазки. – Я буду тише воды, ниже травы.
Он оборачивается к замершей аудитории и ослепительно ей улыбается, тут же заслуживая пару женских томных вздохов.
– Ваше присутствие отвлекает моих и без того бестолковых студентов, – делает ещё одну попытку Сонгю.
– В дальнем углу, – обещает Ухён. – Ты меня и не заметишь.
Сонгю не хочет устраивать сцены на глазах студентов и просто кивает головой. Ухён посылает ему ещё одну ослепительную улыбку и проходит на свободное место в углу аудитории.
Сонгю переводит внимание на притихших студентов.
– Итак, кто всё же хоть чем-то занимался в отведенное для самостоятельной работы время и озвучит мне домашнее задание? О, госпожа Ынсоль, – обращается он к робко поднявшей руку девушке, – весьма смело с вашей стороны. Прошу.
– Основные различия между зельями и эликсирами заключаются в способе приготовления, – уверенно начинает она и вдруг осекается.
Сонгю кивает, соглашаясь, и выжидающе смотрит на Ынсоль. Та нервно треплет кончик своей косы и продолжает доклад.
Ухёну из угла открывается удачный вид и на студентов, и на зельедела. За Сонгю интересно наблюдать. На занятии он оказывается вовсе не тем тираном, которым описывают его впечатлительные студенты. Он строг к ним, но не больше, чем требуется, ни разу не повышает голос, даже когда кто-то из парней путает пару ингредиентов и чуть не взрывает котёл, вовремя спасенный бдительным магистром, в последний момент убравшим посудину с огня.
– Когда вы начнёте слушать то, что я говорю, не вполуха, а впитывая и запоминая ключевые слова, то в мире определенно случится какой-нибудь катаклизм, – строго произносит Сонгю усталым голосом под конец занятий. – Кто рискнёт продемонстрировать изготовленное зелье Приятного сна? Если вы соблюдали все мои указания, то оно будет устойчиво бесцветным и прозрачным, иногда с легким голубым оттенком.
Студенты с сомнением рассматривают творения рук своих самых разнообразных цветов. Запомнившаяся Ухёну Ынсоль поднимает руку, сжимая в пальчиках склянку с прозрачной жидкостью.
– Госпожа Ынсоль, – замечает её Сонгю. – Сегодня вы определенно претендуете на отличную отметку. Считаете ваше зелье действенным?
– Я старалась следовать вашим указаниям, – отвечает девушка.
– Готовы испытать его? – выжидающе смотрит на неё Сонгю. – Если вы всё сделали правильно, то вас смотрит легкий приятный сон, если нет, то…
– “Чаще всего при нарушении пропорций компонентов в сон, наступающий от зелья, просачиваются изнуряющие кошмары, лишающие вас сил”, – бледнея, цитирует учебник Ынсоль.
– Верно. Радует, когда кто-то читает материалы к занятию. Что думаете делать, госпожа Ынсоль?
– Я буду подопытным, – произносит Ухён, поднимаясь из-за стола. – Нужно же приносить пользу обществу?
Он подмигивает Ынсоль, и та краснеет.
– Как я мог забыть про вас, господин Нам. Вам не занимать опыта по поглощению зелий неопределенного состава.
– Но госпожа Ынсоль ведь не допустит, чтобы меня мучили кошмары, – улыбается Ухён польщённой девушке. – И я думаю, что у тебя найдется ценное противоядие, если я вдруг начну умирать.
Сонгю возводит взгляд к потолку и скрещивает руки на груди.
Ухён забирает из рук Ынсоль пузырек и, открыв, принюхивается. Мятный запах щекочет нос. Ынсоль теребит косу и прикусывает губы, словно желая остановить своего благородного рыцаря, но желание получить отличную отметку выше.
– Довольно ваших балаганов, – отнимает склянку Сонгю и ставит её на стол, – госпожа Ынсоль достаточно продемонстрировала сегодня желание получить «отлично», поэтому обойдемся без драматично-романтичных сцен. Свободны на сегодня, на следующем занятии жду от вас рефераты по сонным зельям.
Студенты незамедлительно собираются и быстро покидают класс.
– Я бы выпил его, – начинает Ухён. – Подумаешь, заснул бы. В последнее время мне как раз не хватает сна.
Сонгю бросает на него хмурый взгляд и молча покидает класс.
Ухён возмущенно фыркает и идёт за ним. В дверях он оборачивается, осматривая класс на предмет забытых вещей, и замечает склянку с зельем Ынсоль на столе магистра.
Жидкость внутри ярко-красная.
Все возмущения отпадают сами по себе.

На следующий день магистр Чон нагружает Ухёна работой и тот опаздывает к началу обеда. Сонгю нет в классе, как, собственно, и в столовой, и Ухён уже собирается наведаться в лабораторию, но его окликают друзья, с которыми он часто устраивал шумные вечеринки в подземельях, и он присаживается за их стол.
– Ухён, дружище, – Чхорён, сосед по подземельям, тянет руку для приветствия, когда Ухён присаживается за их стол. – Давненько тебя не видно на наших шумных собраниях.
– Да, – подхватывает Хвиён, хорошенькая третьекурсница с факультета Травниц, – что-то ты совсем отбился от стаи в этих своих подземельях. От ласки отвык, – она хихикает и словно ненароком скользит ладошкой по бедру Ухёна.
– Приходи завтра на вечеринку в южном крыле, – вкрадчиво шепчет, прижимаясь с другой стороны, Йеджин, её сокурсница. – Мы скучаем.
Один из знакомых Ухёну по пьянкам парней, имя которого он не может припомнить, присвистывает и хлопает его по плечу.
– Вы даже не представляете, девочки, – заговорщически улыбаясь, сообщает Донун, ещё один сосед Ухёна по подземельям, – насколько он отвык от женской ласки. В последние недели он мужественно оберегает нашу подземную обитель от напастей безумного магистра Ким.
Ухён морщится. Ему совсем не нравится, как это звучит, но он не успевает возразить.
– Ага, – добавляет Чхорён. – Наш благородный Ухённи всё своё время тратит на магистра Ким Сонгю, который несколько месяцев подряд травит нас чем-то убийственным.
– А в последний раз чуть не обрушил все подземелья, – завершает Донун.
Ухён хочет протестовать, ведь всё не совсем так, но отчего-то не произносит ни слова, только чувствует себя гадко.
– Магистр Ким Сонгю? – удивляется Хвиён. – А мне он показался довольно милым, правда, немного угрюмым.
Он на самом деле милый, думает Ухён, и ему совсем не хочется слышать такое о Сонгю от других.
– А по мне, он жуткий зануда, – подаёт голос неизвестная Ухёну второкурсница, сидящая рядом с Йеджин. – Моя соседка по комнате, Ынсоль, посещает его занятия, и только вчера он, наконец, оценил сделанное ею зелье на «отлично», до этого были сплошные «удовлетворительно».
– Возможно, просто у твоей соседки нет дара к зельеделию, – начинает Ухён, но его перебивает Хвиён.
– Я не раз слышала, что он жутко придирчив к студентам, – щебечет она. – Хорошо, что у нас он не попался на зелья. Ухённи, бедный, как ты его терпишь?
Ухён вдруг понимает, что чувствует Сонгю, когда он безбожно коверкает его имя.
– Я вовсе не терплю…
– Ухённи герой, не меньше, – выдаёт Чхорён. – Он жертвует временем и личной жизнью, отвлекая магистра от научных разработок, из-за которых мы то умираем от удушья, то от аллергии, то просто без тошноты не можем зайти в комнаты. Но представьте, что он наплел магистру!
– Чхорён! – рыкает Ухён.
– Ухён выдул его экспериментальное любовное зелье, оказавшееся фуфлом на чистой воде, и теперь изображает нежные чувства и привязанность!
За столом раздаётся дружный смех. Ухёну совсем не смешно. Теперь, когда его глупость озвучивается вслух посторонним, она выглядит ещё глупее и мерзостнее, чем казалась изначально.
Да, когда он выпил то зелье, затея подшутить над противным магистром Ким воспринималась очень остроумной. Но с Сонгю было интересно. И дело было вовсе не в этом зелье, которое, к слову, оказалось действительно провальным.
– Ухённи, милый, – шепчет, крепко прижимаясь, Хвиён. – Приходи сегодня вечером к нам с Йеджин. Мы вознаградим тебя за старания.
– Не думаю, что буду в состоянии. – Ухён освобождается от объятий. – Слишком вымотан работой на кафедре.
– Магистр Ким совсем тебя измучил, – сочувствующе воркует Йеджин. – Ты этого не заслужил.
Ухён открывает рот, чтобы, наконец, возразить, что он вовсе не мученик, но голос за спиной заставляет его вздрогнуть.
– Не волнуйтесь, дамы, господин Нам сегодня и последующие дни будет в полном вашем распоряжении, так как я ни в коем случае не смею удерживать его при себе.
Сонгю едва заметно кивает всей замершей компании и удаляется, великолепный и гордый.
– Ой, – хихикает Йеджин, прикрывая ладошкой ротик. – Нехорошо вышло, он, наверное, нас слышал.
О да, думается Ухёну. Ещё как слышал.
Он срывается с места и спешит за магистром, даже не прощаясь с друзьями.

Ухён догоняет Сонгю у самых подземелий. Магистр уверенно шагает к лаборатории и точно не собирается останавливаться на оклики. Ухёну удается обогнать его и перегородить дорогу, оперевшись спиной на дверь.
– Сонгю, погоди.
– Господин Нам, мне совершенно нет дела до ваших оправданий. Будьте добры пойти прочь.
– Сонгю.
Магистр поджимает губы. Ухён видит, как напряжена его челюсть, и как ходят под кожей желваки. В гневе Сонгю очень… привлекателен.
– Отойдите с дороги, господин Нам, – сдерживаясь, произносит магистр.
От его голоса веет холодами северных земель. Ухён подаётся вперёд, словно пытаясь объяснить, но магистр отступает в сторону и кривится.
– Для вашего же благополучия, господин Нам, пропустите меня. И в следующий раз беседуйте со своими… – он на секунду запинается, подбирая слово, – друзьями, да, чуть тише. Чтобы избежать неприятностей.
– Но я был честен, Сонгю, мне нравится проводить с тобой время! – отчаянно выпаливает Ухён и вдруг смущается.
Неожиданно для себя.
– Если вы решите снова вломиться в мою лабораторию без приглашения, учтите, господин Нам, последствия будут неприятными. Не смею больше беспокоить.
Дурацкая кованая дверь привычно захлопывается перед носом Ухёна. Он ещё какое-то время стоит и смотрит на неё, ожидая, но потом просто уходит.

Ухён есть Ухён и не сдаётся без боя. Но он не учитывает две вещи: Ким Сонгю исполняет свои обещания и неспроста имеет степень магистра.
Когда на следующее утро Ухён суётся в лабораторию, то сразу уходит оттуда, зло ругаясь и покачивая шикарными ветвистыми рогами, которые затем сводят всей кафедрой Боевой магии. Магистр Чон изо всех сил старается сохранить серьёзное лицо в процессе, когда на каждое контр-заклинание рога становятся всё ветвистее и ветвистее, а для их удерживания требуется помощь посторонних.
Едва избавившись от импозантного головного убора и мигрени, Ухён спешит за возмездием. Магистр Чон уже не сдерживает хохот, когда смущенный ассистент появляется в дверях его кабинета, прикрывая ладонями поросячий хвост. Который, к слову, сводят ещё дольше.
Когда под Ухёном начинает ломаться любой стул, даже самый крепкий, и после не поддается восстановлению, он точно знает, кого винить. Пока он пытается разобраться в вязи заклинания, истопники на кухне получают кучу дров, а бюджет Академии беднеет на несколько десятков новых стульев и одно кресло.
Ухён уже полностью раскаивается в своей неправоте и готов молить о пощаде на коленях, но получает ещё один удар. Как зельедел ухитрился накапать в ужин слабительное, Ухён не знает, но на все сто процентов ощущает его эффективность.
Наутро после тяжкой ночи, проведённой в уборной, он, изрядно похудевший и осунувшийся, клянётся себе больше не связываться с мстительными зельеделами.
Изобретательность Сонгю на этом не ограничивается. Ухён предусмотрительно не суётся в лабораторию и вместо этого пытается выловить магистра в аудитории. Сонгю там не оказывается, но на долгожданный обед Ухён получает всплывшую сытую мышь в тарелке супа.
Животное так наелось супом, что еле подрыгивало лапками от удовольствия. Ухён меланхолично рассматривает довольную жизнью мышь в своей тарелке и даже не представляет, куда ещё заведёт Сонгю фантазия.
– Детский сад, – комментирует он и смеётся.

С Сонгю они все-таки случайно сталкиваются в самом неожиданном месте – парке. Ухён выскакивает туда на перерыве, чтобы подышать свежим воздухом, и натыкается на задумчиво разглядывающего цветущую клумбу магистра. Сонгю замечает Ухёна и сразу подбирается, цепляя на лицо безразлично-высокомерную маску.
– Подожди убегать, Гюджиджи, – останавливает его Ухён.
– Вы снова коверкаете имя, господин Нам, – кривится Сонгю. – И я никуда не бегу, просто у меня есть дела, не терпящие моего отсутствия.
– Я не сомневаюсь, что так и есть, но дай мне минуту. Я обещаю, что не буду нести всякий вздор.
Сонгю скрещивает руки на груди и скептически выгибает бровь.
– Слушаю.
– Я больше не могу терпеть тот детский сад, что ты устраиваешь мне несколько раз на дню. Согласен, рога и хвост я заслужил. Но то слабительное, это было жестоко, Гюджиджи.
Сонгю хочет возразить, но Ухён продолжает:
– Я понимаю, что сильно обидел тебя, но…
– Господин Нам, – всё же прерывает его Сонгю, – если вы считаете, что «сильно обидели» меня, то спешу вас обрадовать, что это вздор. Я жалею о впустую потраченном времени.
– Сонгю, перестань, – устало отзывается Ухён. – Мы прекрасно проводили время.
Правая бровь выгибается еще больше.
– Я не развлекался, господин Нам. Для меня это было действительно важно, но вы превратили всё в гнусную затянувшуюся шутку.
Сонгю разворачивается и бросает через плечо:
– Не смею вас больше задерживать. И не волнуйтесь, я вполне считаю свое пропавшее время отомщенным.
– Прекрасно! – кричит ему вслед разозлённый Ухён. – Не смею больше беспокоить, Ваша Светлость! Валите!
Сонгю даже не оборачивается.
Ухён пинает лежащую на дороге гальку и уходит в парк. Проклятый Ким Сонгю кого угодно выведет из себя. Ну и пусть катится в свою жизнь подземельного затворника. Какая вообще ему, Ухёну, забота об этом вечно недовольном цинике.

Вечером, как никогда кстати, Донун и Чхорён вытаскивают его на вечеринку факультета Прорицания. Хвиён и Йеджин радостно приветствуют Ухёна и тут же тесно жмутся к нему с двух сторон. Кто-то вручает ему стакан какого-то крепкого пойла, который за время вечеринки ни разу не остается пустым.
Хмель и музыка ударяют в голову, вытесняя неприятное тянущее чувство, оставшееся после разговора с Сонгю. Хвиён и Йеджин жизнерадостно щебечут, то и дело словно ненароком скользя ладошками по груди Ухёна. Он смеётся вместе с ними, пьёт на брудершафт, ловит губами их жаркие поцелуи и, ничуть не смущаясь, обнимает их.
Но стоит им, наконец, утащить его в комнату, чтобы продолжить веселье в иной плоскости, как энтузиазм вдруг иссякает.
Как ни старается Ухён, как ни пытаются Хвиён и Йеджин, но результата нет. Господин Нам, бабник и сердцеед, вдруг теряет всякое сексуальное желание.
Девушки притворно вздыхают и удаляются, на прощание целомудренно целуя Ухёна в щёки. Господин Нам всё же не сильно расстраивается, сваливая всё на алкоголь, усталость и ряд сомнительных причин, поэтому откидывается на кровать и просыпает остаток ночи и половину дня.
На обеде ему улыбается удача. Та самая второкурсница из столовой, с которой они сидели за столом на том злополучном обеде, совсем непрозрачно намекает, что не против повеселиться с ним в субботу вечером.
Остаток недели Ухён ходит сияющий, как начищенная монета, в ожидании назначенного свидания, и совсем не вспоминает о Сонгю.

Её зовут Сольхи, она потрясающе работает языком, и прежний Ухён несомненно впечатлился бы этим, но сейчас словно чего-то не хватает для завершенности.
Ухён держит её волосы, направляя, но никак не может возбудиться полностью. Нет, здесь точно замешан этот проклятый мстительный зельедел.
Ухён не выдерживает и хохочет, откидываясь на подушки. Застигнутая врасплох и донельзя возмущённая Сольхи воспринимает причину смеха на свой счет и отвешивает ему пощёчину, после чего собирает вещи и выскакивает из комнаты, прижимая ладони к пунцовым щекам.

Настойчивый стук в дверь отвлекает Сонгю от перерасчета формулы зелья. Он откидывается в кресле и тянется, разминая затёкшую спину. Стук повторяется.
На пороге стоит Ухён, судя по растрепанности и терпкому запаху приторных духов, только что с жаркого свидания.
Сонгю секунду обозревает открывшийся ему вид с непроницаемым лицом и хочет захлопнуть дверь.
– Ну уж нет! – зло возмущается Ухён, удерживая её. – Хватит уже закрывать её перед моим носом!
Сонгю вздыхает и отходит к шкафу. Ухён незамедлительно пользуется этим и проходит внутрь, запирая злосчастную дверь на замок.
– Итак, чем могу быть полезен, господин Нам? Вы явились ко мне в столь поздний час, да ещё и в непрезентабельном виде. – Взгляд Сонгю красноречиво проходится по Ухёну. – Могу только предполагать, что дело явно не требовало отлагательств.
– О, Ким Сонгю, да ты просто великолепен в своей язвительности!
– Не вижу причин для столь сомнительного комплимента, – Сонгю достает из шкафа кувшин и наполняет свою кружку. – Вам требуется моя профессиональная помощь? Зелье для непредвиденных ситуаций вроде нежелательной беременности одной из ваших пассий?
Если бы перед ним не стоял Сонгю, то Ухён уверенно бы сказал, что в голосе слышится ревность.
– О, благодаря тебе мне это не грозит! Не могу только понять, когда ты это сделал?
– Не имею понятия, о чём вы, господин Нам, – невозмутимо отвечает магистр, отхлебывая из кружки. – Выражайте свою мысль конкретнее, что именно я сделал и для кого?
– С превеликим удовольствием! – Ухён не спеша приближается к хмурящемуся Сонгю. – Я признал, что рога и хвост заслужил. Драконье дерьмо, Гю, эти чары сводили всей кафедрой, и теперь я объект глупых подшучиваний номер один.
Уголок губ зельедела едва заметно дрожит, и Сонгю прячет улыбку в кружке, но Ухён улавливает её и ещё больше распаляется. Эти упрямые тонкие губы.
– Стулья, возможно, я тоже получил заслуженно, – продолжает он, потихоньку наступая, – но магистр Чон тебе точно спасибо не скажет, если узнает, кто именно меня проклял. Ведь я имел глупость сесть в его любимое кресло. Слабительное было лишним и жестоким, но урок я усвоил.
– Вы ведь жаловались, что после того образца вас мучили изжога и понос, – напоминает Сонгю. – Я решил освежить вам память.
– Ах, спасибо! – всплёскивает Ухён руками и подходит ещё ближе. – Почаще напоминай мне о моих словах таким образом!
– Рад, что вы оценили, но будьте любезны не приближаться ко мне близко. Мне неприятен этот приторный амбре, коим вы окутаны. – Сонгю неопределённо машет рукой и отходит к столу.
– О, мне, кстати, тоже, но моя несостоявшаяся пассия считала, что сильный аромат её духов возбуждает партнёра. Но к ней позже. – Ухён останавливается напротив Сонгю. – Мышь в супе была прекрасна. Я оставил её себе и назвал Феечкой.
– И в чём конкретно вы пришли меня обвинить, господин Нам? Мне казалось, мы выяснили, что я вполне удовлетворён результатами и считаю своё потерянное время отомщённым.
– Я тоже так решил, но ты вдруг решил закрепить результат очередным суперпроклятием или зельем! – Ухён выжидающе смотрит на зельедела. – По-твоему, это смешно?
– Я до сих пор не услышал от вас ничего конкретного, господин Нам, – начинает в ответ раздражаться Сонгю. – Вы обвиняете меня в чём-то совершенно непонятном.
– Непонятном? – бесится Ухён. – Из-за тебя у меня сорвался такой лакомый кусочек! Теперь по всей Академии пойдут слухи! А ведь девчонка была такой огонь! Да ты… – Ухён осекается, ловя непонимающий взгляд Сонгю.
– Ты сделал меня импотентом, – мрачно оповещает он.
– Я, простите, что? – переспрашивает зельедел, отставляя кружку.
На его лице читается непередаваемое изумление.
– Твоих рук дело, – обвиняющее бурчит Ухён. – Не иначе.
– Ты серьёзно считаешь, – забывая про насмешливое «вы» начинает Сонгю, – что я…
Он громко хмыкает.
– Тебе смешно? – взвивается Ухён.
Зельедела хочется треснуть. Или запихать в рот кляп. Или…
– Прошу прощения за столь грубое поведение, – Сонгю стойко сдерживает улыбку. – Но меня впервые обвиняют в таком… серьёзном преступлении.
– Тебе смешно! – рычит Ухён, еле сдерживая себя от глупостей.
– Ох, прости, но очень, – не выдерживает Сонгю и смеётся.
Злость притупляется, уступая место удивлению. Ухён смотрит на веселящегося Сонгю и, наверное, видит его таким настоящим впервые. Перед глазами мелькают сцены того, что хочется делать с этим невыносимым колючим магистром Ким Сонгю.
– Мои искренние извинения за некорректное поведение, – успокаивается Сонгю, возвращаясь к своему насмешливому тону, – такое больше не повторится. – Он снова хмыкает. – Надеюсь.
Заставить бы его замолчать, смяв эти губы и прикусывая до крови, сжать волосы в руке и…
Губы у Сонгю оказываются мягкими и с очень знакомым сладким привкусом. Зельедел задыхается от возмущения и напрягается, сопротивляясь неожиданному порыву Ухёна, но слишком быстро поддаётся и перехватывает инициативу.
Оторваться друг от друга практически невозможно, но воздух в лёгких заканчивается, и они оба разрывают поцелуй, тяжело дыша и соприкасаясь лбами.
– Проклятье, – чуть переведя дыхание, шепчет Ухён. – Мне всё же придётся принести извинения за клевету. Причем как можно быстрее.
Сонгю вдруг обнаруживает себя прижатым горячим телом Ухёна к столу и прекрасно чувствует его возбуждение.
– Как минимум, да, господин Нам, – хрипло шепчет зельедел и облизывает пересохшие губы.
О, проклятый Ким Сонгю.
Ухён снова слизывает с его губ горчащую сладость и вдруг его осеняет.
– Постой, – отстраняется он и хватает кружку Сонгю. – Ты пил это?
Он принюхивается и делает глоток. На языке оседает сладость меда с травяной горечью.
– Это же?.. – удивленно смотрит на Сонгю Ухён.
– Это медовый настой на полыни, – отвечает Сонгю. – Рецепт моей покойной прабабки. Нашёл недавно, решил попробовать, долго не получалось. Называется «Любовное зелье», хотя, впрочем, ты уже знаком с ним.
Ухён растерянно хлопает глазами и переваривает услышанное.
– Ты знал, – начинает медленно доходить до него. – Ты знал, что я прикидываюсь, и потешался!
Сонгю разводит руками и молчит.
– Погоди, а как же твои “состав практически неизвестен”?
Сонгю хмурится, припоминая.
– Ты спросил меня, что было в котле. Там как раз была полынная вытяжка, я случайно опрокинул в котёл ступку с толчёным огнецветом. И рвануло.
Ухён залпом опустошает кружку и обвинительно тычет зельеделу пальцем в грудь.
– Какой же ты коварный засранец, Ким Сонгю!
И разделяет сладкую горечь на двоих.

Ухёна выдергивает из сна жуткий грохот за стеной. Он путается в одеяле и скатывается на пол, прикрывая руками голову.
– Грёбаный Ким Сонгю! – отчаянно стонет он.
По макушке прилетает тяжёлой рукой, затем его затаскивают обратно на кровать и прижимают к теплому телу.
– Я здесь, заткнись и спи дальше, – ворчит Ким Сонгю, целуя Ухёна в плечо, и утыкается носом в шею.
– Твой ассистент полная бестолочь. Снова разнёс твою драгоценную лабораторию, – бормочет Ухён, почти проваливаясь обратно в сон.
Что отвечает Сонгю, он уже не слышит, но это не главное. У них есть около десяти минут, чтобы насладится утренним сном, пока приставленный к магистру Ким ассистент не заскребётся с повинной в дверь, чтобы восстановить разнесенную лабораторию.
Что-то в этой жизни не меняется.

@темы: репост, Ким Сонгю, fan: тексты

---

[infinite community]

автор -  ly_rika

09.08.2015 в 21:00

Пишет  memberfest:

Работа №2
Название: No problem, или Девять вопросов без ответов
Фандом: Infinite, CNBlue
Персонажи:Ли Джонхен/Ким Сонгю
Жанр: романс
Рейтинг: PG
Количество слов: >3500
Краткое описание: По мотивам весеннего шоу про чарующую Индию*. Сонгю давно обижен на Джонхёна, а тот не в курсе. Индийская поездка все расставляет на свои места.
*факты могут быть немного искажены ХД

В Индии No означает «девять». Когда мы говорим No problem, в Индии это значит «девять проблем».
Fluttering India, эпизод 2

Проблемы начались гораздо раньше, чем самолет «Токио — Мумбаи» приземлился на индийской земле.

— 1 —

Точнее, проблемы начались три с половиной года назад, после концерта, на котором собралась добрая половина лидеров Халлю.
Сеул, Олимпик парк, Олимпик холл. Время — к десяти вечера.

После выступления Сонгю тяжело дышалось, пот затекал под жесткий воротник жилетки и неприятно щекотал шею. Спускаясь из-за кулис по лестнице, Сонгю привычно отвешивал поклоны и улыбался. Перед глазами скакали чьи-то розовые-голубые-белые челки, блестяшки на коротких юбках (кажется, кого-то из Тиары) — подол короче, еще короче. Каблуки выше, еще выше (да как они в этом передвигаются?).
А навстречу как раз поднимались ребята из «Сиэнблю». Сонгю не брюзга и не злопамятный, но небрежное Джонхёново «да, ничего так выступили, молодцы» он запомнил надолго. Джонхён еще тогда как-то панибратски похлопал по плечу, а потом незаметно попытался вытереть ладонь об штанину — плечо оказалось влажным.
Сонгю старше Джонхёна, это факт. Да, «Сиэнблю» дебютировали раньше на каких-то жалких полгода, но Сонгю — старше. Полгода на сцене — не тот срок, чтобы позволять себе обращаться к старшему как донсэну.
С той встречи за кулисами Сонгю демонстративно игнорировал Джонхёна. Замечал ли это Джонхён? У Сонгю не было ответа. По крайней мере, подойти первым и заговорить Джонхён не пытался. И почему это Сонгю так бесило?

— 2 —

Конечно, они пересекались на общих шоу, Сонгю наблюдал за Сиэнами из зала или из-за кулис. И иногда, чего уж там, пытался сравнивать. Что, если бы в самом начале карьеры семья поддерживала бы выбор Сонгю? Что, если бы ему не пришлось до дебюта хвататься за первую же компанию, предложившую контракт? Что, если бы ему не нужно было впахивать на десяти работах и одновременно бегать по прослушиваниям? Что, если бы Сонгю сейчас вот так же пел не сладкие песенки, а то, чего всегда хотелось, — настоящее, живое? Не прыгал бы с шестью случайными людьми по сцене, а держал в руках гитару или просто стоял у микрофона. Один.
Такие размышления обычно продолжались недолго и всегда заканчивались одинаково: Сонгю закрывал глаза и вспоминал зал, до краев полный океаном из золотых лайтстиков. Это его немного успокаивало. В конце концов, у него будет еще одна сольная попытка — совсем скоро, нужно только работать усерднее. И все случится. Случится пустая, только для него одного сцена. Случится «Здравствуйте, я Ким Сонгю, и это моя новая песня. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне».
Долго помечтать Сонгю не дают — слишком много вокруг тех, кто от него зависит.
— Скоро все это уже закончится, хён? — когда вокруг камеры, Сонджон старается улыбается даже через усталость. Говорит тихо, на ухо, цепляет мизинцем за рукав. Сонгю кивает в ответ и кладет ладонь на влажный затылок Сонджона, ерошит мокрые волосы. Может быть, эти шесть людей в его жизни не такие уж и случайные?

— 3 —

Коридоры здания SBS похожи на кишки инопланетного чудовища: узкие, слабо освещенные — сам черт в них ногу сломит. Сонгю за четыре года так и не научился здесь более-менее прилично ориентироваться. Он по-кротовьи, подслеповато щурится и уже тянется к телефону, чтобы набрать менеджера: «Хён, какого хрена вы спустились без меня?» Но опускает руку, так и не коснувшись трубки…
Дверь в конце коридора приоткрыта — из щелки на пол падает узкая полоска света, раздается негромкий смех. Этот смех Сонгю ни с чьим не перепутает — он низкий и хрипловатый, как будто по асфальту подошвой шаркают. Неприятный? Да, пожалуй, неприятный.
Сонгю приближается к двери, стараясь ступать неслышно — не специально, он же не скрывается, просто… не хочется сейчас сталкиваться с кем-то, изображать приветливость и улыбаться. Лимит искусственных улыбок на сегодня исчерпан, даже в кредит. Не хочется даже демонстративно игнорировать. У Сонгю одно желание — нырнуть в фургон, добраться до общаги, распихать детей по кроватям и забыться коротким глубоким сном.
Джонхён в гримерке не один — к низкому хриплому смеху примешивается высокий женский. Сонгю честно обещает себе просто пройти мимо, но узкая щель как будто цепляет его на рыболовный крючок, и сначала он скашивает взгляд, а потом замиряет и смотрит. Как в кино, только попкорна и колы не хватает (и влажных салфеток, да, Сонгю?). На столе, лицом к двери, сидит одна из девчонок АОА (кажется, Шин Хечжон), а напротив, прямо между ее разведенных ног стоит Джонхён. Сонгю не видит его лица — только спину. Охренительная спина, — кажется, Сонгю немного завидует. Хоя рассказывал, что Джонхён занимался какими-то единоборствами, и это заметно — спина широкая, под майкой проступают очертания мышц. Хечжон вцепляется в нее пальцами, и ткань натягивается сильнее.
А потом Джонхён наклоняется к уху Хечжон, что-то говорит тихо, снова смеется и в отражении зеркала сталкивается взглядом с Сонгю. Сонгю только успевает открыть и закрыть глаза. Обжигает так, будто опрокинул на себя чашку с огненным рамёном. Прежде чем Джонхён оборачивается, Сонгю захлопывает дверь.
Сонгю необычайно быстро (и сам) находит выход к лифту.
— Сонгю-йа, давай в машину, дети спят уже, — менеджер толкает дверь фургона. Сонджон и правда уже видит десятый сон на плече у Дону. Дону растекся по креслу и откровенно терпит — сил сопротивляться у него нет.
— Идиот, — Сонгю усаживается на переднее сиденье, а Дону поднимает на него вопросительный взгляд. — Дверь могли бы и закрыть.
— Двери закрыты все, Сонгю, — менеджер накидывает ремень безопасности и заводит двигатель. В его голосе — центнер сочувствия и три ведра усталости: — А тебе бы не мешало выспаться, лидер.
Сонгю согласен, но понимает, что выспаться сейчас никак не получится. Что камбэк в самом разгаре, а потом тур и куча шоу. Фанатки возле агенства, фанатки возле стадиона, фанатки возле телеканалов.
Сонгю откидывается на спинку кресла и пытается отключиться. Перед глазами привычно плещется золотой океан. Правда, в этот раз он не приносит облегчения, не успокаивает. Наверное, все дело в том, что ремень безопасности перекрутился и больно врезается в плечо, — думает Сонгю, но и пальцем не шевелит, чтобы это исправить.
А Джонхён в самом деле идиот. АОА только дебютировали, ведь так? Так. Если ему так хотелось перекрыть кислород группе из своего же агентства, самое лучшее, что можно было придумать — лизаться с Хечжон при открытой двери в здании одного из крупнейших телеканалов Кореи.
Сонгю всю дорогу до общежития думает, успел ли Джонхён его разглядеть и узнать. Ответ он получает позже, дня через три, когда «Инфинит» и «Сиэнблю» снова пересекаются на очередном шоу. Джонхён отзывает Сонгю в сторону и неловко, как-то по-медвежьи просит на тему увиденного в гримерке не распространяться.
Вовремя, а то уже собирался было писать на Pann, — злорадствует в душе Сонгю. А вслух только удивляется с плохо скрываемым притворством и делает большие глаза (ну, как большие — насколько это возможно большие):
— О чем это ты?
Джонхён ненадолго зависает. Сонгю ждет от него уговоров или чего-то похожего на уговоры. Но Джонхён продолжает молчать, и тогда Сонгю просто разворачивается и уходит первым, тем более его уже зовут на сцену. Выступить на сто процентов удачно у него в тот день не получается. Дону весь вечер смотрит сочувственно и как будто понимающе, и за это ему хочется врезать. Что с Сонгю не так?

— 4 —

PD: С кем бы ты хотел делить комнату?
Сонгю: С самим собой.
Fluttering India, эпизод 1


Сонгю приезжает в индийскую гостиницу, больше похожую на здоровый муравейник, последним. Это похоже на детский лагерь: все уже успели сдружиться, поругаться, помириться и снова поругаться, а ты опоздал на целую жизнь и только-только пытаешься влиться в коллектив.
Чунмён широко улыбается на камеру и не отлипает от Минхо. Когда камеры выключаются, становится заметно, что он чем-то сильно озабочен, вот только не отлипать от Минхо это ему не мешает. Сиамские близнецы, — думает Сонгю. Кюхён держится особняком, но при этом чувствуется, что он тут лидер, вожак их маленькой стаи. Джонхён снова по-медвежьи тупит и единственный из всех как будто не видит никаких границ — улыбается, хлопает Сонгю по плечу, тянет на себя его чемодан.
Сонгю так странно от этого: вроде бы в последний раз они расставались не приятелями, а даже совсем наоборот. У Джонхёна настолько короткая память?

— 5 —

В последний раз — Сонгю прекрасно помнит — они с Джонхёном пересекались на новогоднем концерте. На улице дул штормовой ветер, при жалком нуле градусов казалось, что он пронизывает до костей, хватает за горло (где твой шарф, Сонджон? Возьми пока мой, идиотина мелкая) и выдувает внутренности.
На сцене же Сонгю чувствовал себя так, будто очутился в самой горячей комнате чимчильбана в шубе и унтах. Раскаленный свет софитов больно бил по глазам, стекал вместе с каплями пота по шее и груди, капал с кончиков волос, расплывался перед глазами плотным, густым маревом.
Сонгю каким-то чудом дотерпел до финала. Оставалась только последняя проходка — на сцену вывалили все участники. Сонгю уговаривал себя держать лицо и краем глаза пас своих детей. Мёнсу уже устроил обнимашки с Сонёлем, Сонджон изображал руками сердце, больше напоминающее двух дохлых целующихся змеек. Значит, все было в порядке.
Шагая вместе с другими айдолами по языку сцены, Сонгю думал, что им всем (ему и его детям) в самом деле стоит хоть немного передохнуть и выспаться.
И еще думал, что неплохо бы сейчас точно знать, где заканчивается сцена, а где начинается пустота зрительного зала. Перед его ослепленными софитами глазами скакали и сливались с лайтстиками большие белые мухи. Сцена кончилась как-то внезапно. Сонгю успел только неловко взмахнуть руками и почувствовал, как его дергают, будто собачонку за шкирятник, вверх. Зал дружно ахнул, а потом так же дружно завизжал. Сонгю видел себя со стороны — на огромном экране справа большой и сильный Ли-мать-его-Джонхён держал за воротник рубашки жалкого и какого-то мелкого Кима Сонгю. Рубашка позорно выбилась из брюк, между расстегнувшимися пуговицами показался живот. Сонгю тогда как-то отстраненно подумал, что напрасно он недавно в интервью хвастался качественным прессом. Честно говоря, хвастаться там было нечем. Фанатки радостно защелкали затворами зеркалок. Сонгю дернул плечом и заставил себя профессионально улыбнуться. Кажется, он даже хлопнул Джонхёна по плечу: спасибо, брат. Донсэн он ему, в конце концов, или не донсэн?
По хорошему, Сонгю должен быть Джонхёну благодарен за то, что тот не позволил ему позорно свалиться со сцены. Почему же тогда так невозможно хотелось больно двинуть Джонхёну локтем в бок?

Они снова столкнулись сразу после концерта — столкнулись в прямом смысле. Джонхён в развалочку двигался по коридору, уставившись в свой смартфон. Сонгю заметил его издалека, но слишком долго решал, стоит ли уступить Джонхёну дорогу. А если стоит, то с какой вообще стати. В итоге больно треснулся о Джонхёново плечо.
— Эй, — без вызова. Спокойно.
— О, Сонгю, извиняй, — Джонхён оторвался от смартфона и хлопнул ладонью Сонгю между лопаток. Того снова обожгло кипятком. — В порядке?
— Ты, — почему-то не в тему забилась в голове мысль: какого же оттенка у Джонхёна глаза? Не совсем карие, а как будто подернутые зеленовато-болотной ряской.
— М?
— Следи лучше за собой, — Сонгю повел плечами, пытаясь сбросить с себя ощущение горячей ладони на лопатках, и добавил тише и неувереннее: — и своими девками.
Отчего-то резко накатил стыд, залил до самых щек колким раздражением на себя самого. Что это было, Ким Сонгю?

— 4 —

— Помочь? — Джонхён похлопал чемодан по пластиковому боку и наклонился к Сонгю. Коридоры в этой индийской гостинице были ужасно тесными — вдвоем с чемоданом не пройти, что уж втроем с чемоданом и медведем. — Что у тебя тут, кирпичи?
— Вода, — Сонгю мог бы не отвечать, но тащить чемоданы (у двери все еще ждал второй, потяжелее) оказалось действительно непросто. На вопросительный Джонхёнов взгляд пояснил привычно: — У меня слабый желудок. Вожу воду с собой.
— А с колесиками что? — Джонхён попытался было провести чемодан по полу, а потом плюнул и просто поднял чемодан за ручку. Сонгю присвистнул — минимум 25-30 литров там все-таки было (кажется, менеджер в Токио платил за перевес).
Второй чемодан пришлось оставить в холле: в маленькую комнату, где должны были спать они трое с Кюхёном и Джонхёном, поместился только первый, да и то условно — пришлось затолкать его под кровать.
Кстати, о кроватях… их оказалось в тесной комнате, больше похожей на чуланчик, три — три кровати, поставленные вплотную друг к другу.
— Ты спишь посередине.
Сонгю на камеры спорить не стал, но Джонхён не мог не заметить недовольного выражения его лица. Не мог же?

— 6 —

Сонгю: Кажется, тут что-то не так.
Кюхён: Что?
Сонгю: Ничего.
Fluttering India, эпизод 1

Надо было насторожиться уже в тот момент, когда Кюхён спросил, захватил ли Сонгю с собой в Индию беруши. Но Сонгю был слишком занят мыслями о том, как ему утром доставать из чемодана воду. А напрасно.
Первые Кюхёновы трели раздались минут через десять после того, как Сонгю выключил свет и закрыл глаза: день выдался сложным — концерт в Японии, перелет, чужая страна, в которой Сонгю еще ни разу не был, чужие запахи, чужие люди, очень сильно чужое время.
Проваливаясь в сон, Сонгю поначалу не понял, откуда доносится странный звук, похожий на рокот самолетных турбин. А потом резко открыл глаза. Кюхён сладко спал, подложив под щеку ладонь, и храпел как стадо индийских слонов. Сонгю сжал зубы, но разбудить хёна не решился — только развернулся на постели и отодвинулся как можно дальше. Еще немного — и нарушил бы двухсантиметровую границу их с Джонхёном кровати. Такие маневры помогли плохо. Сонгю мог поклясться, что чувствует затылком, как волос касается дыхание Кюхёна. Он было приготовился считать всхлипывания хёна, как овечек, но хён храпел совсем не музыкально и не ритмично. Вместо овечек упорно представлялись ряженые в овечью шкуру волки.
Тогда Сонгю подвинулся еще немного вперед. А потом еще немного. И еще, пока не ткнулся носом в Джонхёнову подушку. Тот все равно где-то ходил — может, бегал. И как только у него силы после сегодняшнего дня оставались на занятия спортом? Сонгю вздохнул и снова попытался настроиться на сон.
Джонхён в самом деле бегал. Дверь на пару секунд раскрылась, пропуская в комнату полоску света. Вслед за светом в комнату проскользнул Джонхён — футболка вся мокрая — наклонился над своей сумкой, зашуршал замком и пакетами. Сонгю мог бы поворчать недовольно: чего спать мешаешь? — но отчего-то притворился спящим. Просто лежал и смотрел сквозь прикрытые веки, как Джонхён стаскивает с себя майку, тянется на полку за полотенцем и выходит из комнаты — видимо, в ванную. Пять баллов, Сонгю, ты угадал — спустя пару минут раздался шум воды. В мыслях зашевелилось злорадное «горячей воды сегодня не было и, скорее всего, уже не будет». Один-два-три-четыре… Сонгю зачем-то начал считать, сколько Джонхён сможет продержаться в холодной воде. Со счета он очень быстро сбился — почему-то в памяти все упорнее всплывала картина, которую, по хорошему, давно следовало забыть. Гримерка канала SBS, здоровое, во всю стену зеркало, Джонхён между разведенными коленями Чоа (или это была Хечжон?). Нет, лучше уж овечек считать.
Сонгю очнулся, когда совсем рядом скрипнула и прогнулась кровать.
— Спишь?
Сонгю всегда терялся, что следует отвечать на подобные вопросы. Наверное, стоило съязвить. Он открыл было рот, но змеиный яд на сегодня закончился. От Джонхёна веяло легким и свежим, холодным, как будто от ледяного мороженого только что из холодильника. Футболку Джонхён надеть не додумался. С недосушенных волос по шее и плечам текли капли воды, и Сонгю это почему-то ужасно раздражало.
Сонгю мысленно подгонял одну особенно крупную каплю возле ключицы: ну стекай уже, давай. Та не слушалась. Сонгю вдруг потянулся и стер ее пальцами, а потом слишком резко — слишком очевидно резко — отдернул руку, будто обжегся. Не может же человеческая кожа быть такой горячей. Ну, не может же?
— Сушись лучше, — выдавил из себя Сонгю. — Ненавижу влажные простыни.
Сонгю мог бы отвернуться, лечь к Джонхёну спиной, не видеть, как тот достает свежее полотенце и вытирает им волосы, но это было бы слишком малодушно. Поэтому Сонгю просто закрыл глаза и притворился спящим. Часа через два ему все же удалось уснуть.
Почему пальцы после прикосновения жгло даже во сне?

— 7 —

На следующий день Сонгю лошится, тупит и ошибается где только может и не может.
— Вчера мы были в кино на фильме с самым известным индийским актером… — а дальше Минхо произносит что-то нечленораздельное и похожее на имя.
— Чакы-ра? — щурится и переспрашивает Сонгю.
— С Шахрух Шаном, — поправляет Джонхён.
— Это женщина?
— Прости, но… — смеется Джонхён.
А мог бы и промолчать, — думает Сонгю. Ему хочется одного из двух: либо провалиться сквозь землю, либо уснуть. Уснуть хочется сильнее, но на этот день у съемочной группы еще очень большие планы.

В автобусе слишком жарко и слишком шумно. Джонхёна слишком много. Он занимает слишком много места — то и дело тычется коленом в колено Сонгю. Громко пьет, громко шутит, громко шуршит своими витаминками-таблетками, громко шутит с Чунмёном. Сонгю все еще хочется спать. И еще он забыл свою бутылку с водой дома — придется терпеть или… Сонгю бросает, видимо, слишком красноречивый взгляд на глотающего из бутылки Джонхёна.
— Хочешь? — Джонхён протягивает ему бутылку.
Сонгю ни за что не стал бы пить из чужой бутылки. Он может на что угодно спорить: на горлышке остались миллионы Джонхёновых микробов. Сонгю сам от себя не ожидает, но проводит языком по сухим губам и прикладывается к горлышку. Не благодарит, просто протягивает бутылку обратно, впихивает ее в ладонь Джонхёна. Мягкий пластик неловко сжимается, и вода переливается через край, выплескиваясь фонтанчиком на брюки.
— Твою мать.
Сонгю до этого никогда не слышал, как ругается Джонхён. Кюхён деловито просит продюсера затереть пленку. Кажется, жизнь налаживается?

— 8 —

Сонгю рано радовался. В Индии слишком много людей, в Индии для этих людей слишком тесные помещения, чересчур тесные улицы и маленькие дома. Сонгю душно и нестерпимо хочется вернуться в Корею. Когда они идут по трущобам Мумбаи, один маленький невыспавшийся Сонгю в его душе хочет закричать, что все, нахер этот балаган, он едет домой. И можете оставить себе чемодан с водой.
Сонгю хочется поймать такси и прямо сейчас ехать в аэропорт, но он послушно забирается по ветхой, такой пугающе ненадежной на вид лестнице в какой-то скворечник — иначе студию актерского мастерства назвать никак не получается. Он не понимает, как в помещение три на три метра поместилось больше пятнадцати детей и подростков.
Сонгю мечтает слиться со стеной — мешает только мысль, что стена эта слишком грязная. Прямо перед лицом размахивает руками какой-то детина. Сонгю все-таки делает еще один шаг назад и упирается лопатками во что-то более мягкое и теплое, чем стена. Сонгю даже не надо поворачивать голову, чтобы понять: это Джонхён. Но обратного пути нет, двинешься ближе к детине — и получишь локтем прямо по носу. А у Сонгю на этом самом носу долгожданный сольник, куча шоу и день рождения. Поэтому Сонгю застывает, похожий на восковую куклу из музея мадам Тюссо. Он старается не дышать, чтобы лишний раз не касаться Джонхёна. А спине становится все жарче — Джонхён весь какой-то слишком горячий. Его тоже здесь слишком много.
Изображать эмоции, повторяя гримасы индийского «учителя», у Сонгю получается откровенно плохо.
— Сма-а-айл! — губы индийца, как гуттаперчевые, растягиваются в подобии клоунской улыбки.
— Смай-а… — хрипло вторит вместе с хором подростков Сонгю. Детина перед ним лихо двигает локтями — кажется, без синяков сегодня все-таки не обойдется. Но Сонгю вдруг тянут назад. И он окончательно перестает дышать, глядя на две чужие руки, сцепленные в замок на его животе. У Джонхёна на сгибе указательного пальца – родинка.
Сонгю не думал, что может стать еще горячее.
— Все нормально? — шепотом на ухо сзади. — Ты какой-то зеленый.
Сонгю хочется ответить, что вроде как да, нормально. Или лучше — что вопрос дурацкий. Но выходит только кивнуть.
Обидно только, что в конкурсе актерского мастерства Сонгю оказывается на последнем месте. Он привычно щурится и смеется — вроде как да, ребята, мне тоже весело. Но обидно все-таки. А резвый детина, как выясняется, снимался в фильме, получившем «Оскар». Где справедливость?

— 9 —
На третий день съемок Сонгю отзывает в сторону девушка-продюсер. Сонгю пытается вспомнить, когда и где работал с ней прежде — безуспешно: все PD как будто по одному лекалу скроены и сшиты на одной китайской фабрике — сонные, всклокоченные, вечно не выспавшиеся и поэтому нервные.
— Нам нужен фансервис.
Сонгю думает, что ослышался. Потом решает, что нет, вообще-то, он профессионал. Пять лет отпахал в группе, еще столько же — на подходах к группе и не сосчитать сколько — на пути к этим подходам. Сонгю знает, как работает шоу-бизнес и привык жить по его законам. Фансервис? Ну, окей. Будет вам фансервис.

У Сонгю откровенно не получается. Вернее, не получается у них с Джонхёном. Тот смотрит круглыми глазами, когда Сонгю пытается скормить ему из своих рук кусочек курицы. С куриного крылышка стекает соус, и Сонгю чертыхается про себя. А Джонхён наконец послушно открывает рот. Сонгю думает: окей, идти — так до конца, и вытирает рот Джонхёна тыльной стороной ладони. Так глупо он чувствовал себя, только когда никто не узнавал его битых полчаса на улице во время съемок This is Infinite. («А где Менсу?» — «Он умер».)
Фансервис идет Сонгю на пользу. Начинает казаться, что теперь камеры следят только за ним, и Сонгю входит во вкус. Ловит злой, отчаянный азарт, когда садится в автобусе рядом с Джонхёном, прижимается бедром к его бедру, хлопает по колену и сжимает. Тянется через Джонхёна, чтобы открыть форточку/сказать что-то срочное Кюхёну/достать бутылку с водой. Вытягивает бутылку из рук Джонхёна и прикладывается к горлышку. Кажется, Джонхён до последнего не рубит фишку. Может, он немного идиот?

— # —

Сонгю безумно сонно и устало, ему бы сейчас в кровать, и пускай рядом храпит целая рота кюхёнов — он готов уснуть за три секунды. Может быть, поэтому он почти не сопротивляется, когда Джонхён поворачивает камеру в коридоре объективом в угол и, ухватив Сонгю за ворот футболки, затаскивает его в ванную. Не растянул бы майку, все-таки стоила больше двухсот тысяч на распродаже, — вяло думает Сонгю. В ванной слишком светло и ярко после сумерек индийского вечера, а еще слишком тесно для них двоих. Из крана громко капает вода, ритмично разбивается о металлическое нутро раковины.
В ванной камер нет, Сонгю точно знает, и изображать здесь фансервис странно. Тогда почему Джонхён подходит так близко? Сонгю тут и деваться-то некуда: на пространстве два на полтора — раковина, душ и полки.
— Что ты делаешь? — это вроде как должен спросить Сонгю, но произносит почему-то Джонхён.
Сонгю мог бы поклясться, что сейчас совершенно случайно, совсем не специально облизывает губы. Мурашки по виску к шее и ниже от голоса Джонхёна — это вот совсем, совсем лишнее.
— Ты о чем? — этот раз Сонгю действительно не притворяется. Соображается с трудом.
— Об этом, — Джонхён сначала подходит еще ближе, так что Сонгю прижимается задницей к раковине. Потом наклоняется к его уху, почти каясь губами: — И об этом.
Толкается бедрами. А у Сонгю воздух из легких окончательно выбивает. Видимо, стоит что-то Джонхёну на это ответить. Сонгю даже открывает рот. Но вместо того чтобы объяснить, что это все вина продюсера, это фансервис, разве ты не понимаешь, идиотина? Ах, вы таким не занимаетесь? У вас у рокеров все выше и чище? — вместо этого Сонгю тянется вперед и вверх, касается губами губ Джонхёна. Он давно никого не целовал: всегда слишком занят и спешит, слишком велик страх, что заметят, сфотографируют, что сольник сорвется, что поползут слухи. Сейчас страх куда-то отступает, и Сонгю хватается за плечи Джонхёна, как тогда Чоа (или это была Хечжин?).
Джонхён отвечает на поцелуй не сразу — Сонгю дает ему время потупить. Но когда он все-таки раскрывает рот, у Сонгю коленки подгибаются: сполз бы сейчас на пол, если бы Джонхён всем телом не прижимал его к раковине.
Может, Сонгю сам немножко (множко) идиот?

На следующий день они едут выбирать индийские рубашки. Хорошо, что в торговый центр не разрешают пронести камеры. Хорошо, что в магазинчике всего три примерочных на них пятерых. Плохо, что вместо двери — слишком короткая и слишком узкая занавеска. Джонхён с Сонгю переодеваются чересчур долго — даже Минхо успевает за это время перемерить половину ассортимента.
Сонгю потом весь день повыше поднимает воротник рубашки. Ему впервые за долгое время хорошо.


——
Ухён: А теперь — вопросы от фанатов. Сонгю, когда был твой последний поцелуй?
Сонгю: (загибая пальцы*) Я-не-пом-ню.
Kim Sung Kyu MelOn Premiere Showcase
5-letter talk, 13.05.15

*по формату интервью, надо было отвечать на вопросы в пяти слогах

@темы: репост, Ким Сонгю, fan: тексты

---

[infinite community]

автор -  птенчик~

10.08.2015 в 21:00

Пишет  memberfest:

Работа №3
Название: Fluff
Фандом: Infinite
Персонажи/пейринги: Ухен/Сонгю, Чхве Минхо, Ли Джонхен и Ким Джунмен пробегали мимо
Жанр: комедия, флафф, стеб
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: плохой юмор, полнейший ООС всех персонажей
Количество слов: 2,4 к
Краткое описание: когда Сонгю влюбленный идиот, а его друзья просто идиоты, а Нам Ухен – жертва идиотизма
Посвящается: Сонгю, который выбил свой собственный фест

Сонгю всегда был самым лучшим.
Первый в рейтинге по всем предметам, президент студенческого совета, участник драматического кружка. Учителя в нем души не чаяли, девочки заглядывали в рот и улыбались, стоило только поздороваться, парни относились безразлично, что только облегчало жизнь. Вся школьная суета, с ее скандалами, интригами и расследованиями обходила стороной, и Сонгю это нравилось. Ему нравилось быть особенным и любимым, но оставаться при этом самим собой, тихим спокойным, а главное, стеснительным парнем Ким Сонгю.
У него были друзья, которые защитят и поддержат в любой момент, а еще любящие родители, готовые на все ради своего сына. И Сонгю старался соответствовать ожиданиями – быть хорошим другом и послушным сыном. Прекрасная картинка, если бы не одно но.

- Эй, Джунмен! Пригнись! А то вдруг он нас увидит!
- Сонгю, ты понимаешь, как бы, ты прячешься за шваброй, какова вероятность того, что она тебя прикроет?

Сонгю смутно понимал, что друг прав, но с желанием поглазеть на одного человека справиться не мог. Они стояли на входе в спортзал и смотрели баскетбольный матч их школы с соседней. На самом деле, можно было присоединиться к ученикам и сидеть как нормальные люди на трибунах. Но Ким Сонгю никогда нормальным не был, когда дело касалось Нам Ухена – тяжелого форварда школьной баскетбольной команды.
Джунмен приложился лбом о стенку и тяжело вздохнул, он смотрел на своего друга, следящего внимательно, с закушенной губой и блестящими глазами, и просто не мог ничего плохо сказать в ответ. Сонгю был глупым, но таким милым в своей влюбленности, что оставалось его только поддерживать.

- Ты видел?! – Сонгю оторвался от швабры и схватил Джунмена за руки. – Он забил очередной двухочковый! Ухени такой молодец!
- Ухени?
- О боги, как я его назвал?!
- Так, дыши, Сонгю, дыши! Он тебя не слышал! Я никому не скажу! – Джунмен размахивал рукой перед лицом Сонгю, чтобы хоть как-то остудить его и успокоить.

Все считали Ким Сонгю спокойным, возможно хладнокровным, воспитанным молодым человеком. На деле, Сонгю был немного диким и слишком стеснительным парнем, чтобы контактировать с каждым, кто жаждал его внимания. А еще Сонгю был полным профаном, когда дело касалось симпатий и влюбленностей. И именно из-за этого страдал Ким Джунмен, и остальные друзья.
Когда матч был окончен с победой школьной команды, Сонгю первым убежал из спортзала, не забывая подпрыгивать от радости и причитать, какой «Ухени классный!». Джунмен шел следом и набирал смс Джонхену и Минхо, сегодня им предстояло потушить костер любви у их безумного друга.

/_/

- Сонгю, - Джонхен отхлебнул колы и внимательно посмотрел на друга, - тебе не кажется, что пора что-то делать?
- С чем? – Сонгю крутился на кровати и смотрел на телефоне фотографии с баскетбольного матча. Ухена было мало, и множество картинок смазанные, поэтому настроение портилось.
- С вот этим, отдай телефон! – Минхо первым выхватил смартфон и перекинул его в руки Джонхену, тот – в руки Джунмену, а Джунмен спрятал телефон под зад.
- Как смеешь ты, Чхве Минхо! И ты, Ли Джонхен, а уж ты, Ким Джунмен! Не отнимайте у меня того, чего и так нет!
- В том-то и дело, - вздохнул Джонхен, швыряя в Сонгю пустую жестяную банку. – Сколько можно вести себя как бешенная фанаточка? Нет, скорее как сталкер. Ты знаешь о Нам Ухене все, а сам даже ни разу и словом с ним не обмолвился!
Только когда Сонгю уткнулся лицом в подушку, светя красными ушами, Джонхен понял, что перегнул палку. Сонгю было всего 18, он только недавно осознал свои предпочтения, а за учебой уж тем более ни с кем не встречался. Не было ничего удивительного в том, что вел он себя как трепетный цветочек, а матерым Минхо, Джунмену и Джонхену приходилось отдуваться.
- Но как…я не могу, - пробубнила подушка.
- Я не вижу проблемы, - Минхо сел на кровать, и начал стягивать с Сонгю штаны и растягивать футболку. – Ты популярен, ты лицо школы, все девочки от тебя в восторге, парни не достают. К чему вообще весь этот сыр-бор? Подойди и познакомься, тебе – он не откажет.
- Ты что, прикалываешься? Я покраснею, как помидор, и заикаться начну. А Ухен…он вон какой! Вокруг него толпы девиц шастают!
- Ты их хоть раз видел?
- Нет, но…
- Вот именно. Вокруг твоего Ухена никто не вьется, потому что: а) он тупой спортсмен, а девочки хотят романтики; б) никто вообще не знает, что у него за ориентация. Так что поработай своими умными мозгами и прикинь, что шансов у тебя вполне прилично.
- Я все равно не смогу, - уперто возразил Сонгю. Уж в чем-чем, а в упрямстве ему было не занимать.
- Тогда брось затею с преследованиями, это последний год школы, скоро ваши пути разойдутся, и вы больше никогда не увидите друг друга. Ну, то есть ты не сможешь бегать за ним по углам.
- А если я пойду в университет за ним?
Сначала Джунмен подумал, что это была шутка, затем посмотрел на Сонгю, вскочившего с дивана, с глазами полными решительности и понял, что Сонгю действительно может последовать за Ухеном хоть в университет, хоть в лес, хоть на край света. Воистину дурацкая решительность.
- Не получится, Ухена уже пригласили в университет, где одни тупые качки. Там что не студент – то какой-нибудь подающий надежды спортсмен. Или ты внезапно откроешь в себе спортивные таланты?
Худой, сутулый, с мягким маленьким пузиком Сонгю явно таких талантов в себе не имел, поэтому помрачнел, словно умирать собрался.
- Так что, друг мой, - самый добрый и самый ядовитый на язык Чхве Минхо хитро улыбнулся, - придется тебе выполнить программу максимум: познакомиться с Ухеном, затусить, влюбить и встречаться, чтоб разные университеты не разлучили вас.
Джонхен и Джумен замерли, ожидая взрыва, истерики, обморока или чего угодно от Сонгю, но совершенно не того, что получили.
- Тогда я ему признаюсь! И попрошу встречаться со мной! – щеки у Сонгю покраснели, но выглядел он решительно, как гладиатор. – И тогда, даже будь мы в разных университетах, он никуда от меня не денется!
- Вау!
- Браво!
- Наш мужчина!
- Вот только…, - внезапно Сонгю скатился на кровать и тяжело вздохнул, - как мне это сделать?
- А это уже наши проблемы!

/_/

Прежде всего, нужно было выловить Нам Ухена, а это оказалось задачей нелегкой. Команда нападения – Джонхен, Минхо и Джунмен потратила неделю за слежкой и изучением объекта. Главное, что они почерпнули – вкус у Сонгю на парней был отвратительный.
Нам Ухен был простым, как маленький ребенок, а так же глупым и наивным. Он постоянно шутил и превращал едва ли не все свои действия в игры, за что и страдал, постоянно получая нагоняи от учителей. А еще Нам Ухен был красивым и сексуальным, как бог, и стада девушек за ним действительно ходили, заигрывали и строили глазки. Удивительно, что Сонгю их не заметил и не был ими растоптан. В общем, Нам Ухен не подходил их прекрасному Ким Сонгю ни по каким параметрам, но это было только их мнение.
На деле же, в глазах Сонгю стояли сердечки, и друзья были настроены сделать все, чтобы сердце друга не осталось разбитым.

Было решено, что Сонгю и Ухена надо столкнуть друг с другом в безлюдном месте. В библиотеке? Ухен там в жизни не был. В спортзале? На этот раз не был там Сонгю. Тогда Минхо предложил прекрасную идею позвать Ухена в парк, в самое заброшенное место, и совершенно случайно закинуть туда Сонгю. А там уже пусть сами разбираются.
На том и порешали.

В субботу утром Минхо отправил Ухену сообщение: «Приходи в парк, в часть с заброшенными аттракционами, в 9 утра. Иначе случится что-то плохое». Джунмен настаивал на том, что последнее предложение было ненужным, но Минхо шикнул, что так Ухен испугается и точно придет.
Сонгю волновался еще с вечера, плохо спал и с утра выглядел помятым и жалким. С опухшим лицом и кругами под глазами на завидного жениха он совсем не походил, поэтому Джонхен колдовал над ним усердно: причесывал, укладывал волосы, наряжал и подбадривал.
- Я не смогу, - постоянно повторял Сонгю, в тысячный раз мысленно повторяя свою речь для Ухена.
Мысль, что они будут наедине, и в первый же их разговор Сонгю должен будет рассказать о своих чувствах, убивала его. Он хотел прыгнуть в пруд в парке и не выныривать оттуда, пусть Ухен спасает, но нет, надо повзрослеть и стать мужиком, достойным Ухена. Поэтому Сонгю ударил себя по щекам, поправил рубашку и вышел из дома, слушая радостные крики Джонхена вслед.

Пришел Сонгю раньше времени на полчаса, и все это время провел, ходя из стороны в сторону и закусывая губу. Кожа была сухой и потрескалась, кровь на языке горчила, но Сонгю не обращал на это внимания. Возможно ли, что Ухен вообще ему врежет? Нет, надо думать только о хорошем, верить в лучшее.

А за кустами притаились Минхо, Джумен и подоспевший Джонхен. Сонгю волновался, они же волновались втрое больше. У Джумена было ощущение, словно он сына женит, а Минхо готовился бить морду Ухену, если что.

Лицо бить не пришлось хотя потому, что Ухен пришел вовремя. Сонный и в спортивной форме, с полным беспорядком на голове и едва открытыми глазами, от чего Сонгю чуть не растаял.
- Это ты прислал мне сообщение? – Ухен протирал глаза и смотрел на Сонгю, как тот стоит с выпученными глазами и дрожащей нижней губой. – Эй, с тобой все в порядке?
Не имея и задней мысли, он легонько похлопал Сонгю по щекам, чтобы привести его в себя, но, к сожалению, вызвал совершенно противоположный эффект.

-Сейчас рванет, - пробубнил Минхо, цокая. – Что делать будем? Кто останки будет собирать?
- Да тише ты, - Джонхен зарядил локтем Минхо под ребра. – Я верю в чудо, ты тоже верь, понял? Вон посмотри на Джунмена, он, кажется, молится сейчас.
- Да, я молюсь, так что заткнитесь и следите!

- Д-да! Со мной все в порядке! – голос Сонгю дрожал, как и руки, и ноги, и вообще перед глазами плыло. Поэтому пришлось закусить губу и решительно посмотреть на Ухена. – Слушай!
- Слушаю, - Ухен зевнул.
- Я – Ким Сонгю!
- А, ну я это знаю. Ты у нас президент школьного совета и лучший ученик школы, - слова Ухеном были произнесены так радостно, что Сонгю растерялся. Он не предполагал, что его знают, план дал трещину.
- Тогда…для чего я тебя позвал ты тоже знаешь?

- Ребята, это капец! – Минхо заговорил шепотом, но более писклявым голосом. – Этот качок совсем не дебил! Что делать будем?
- Только ждать, - мудро ответил Джунмен, хотя сам был бледен. – Молитвы, как видите, не помогают. Верим в чудо.
- А я думаю, что все будет хорошо, - внезапно сказал Джонхен. – Вы только посмотрите, как на Сонгю смотрит этот Ухен. Он явно хочет его.
- Что за страсти? Наш Гю еще не готов!
- Не готов он был несколько лет назад, Минхо, Сонгю взрослый мальчик и прекрати его бдить!

- Ну, предполагаю, - Ухен заправил волосы за ухо. – Ты постоянно за мной следишь.
Земля ушла из-под ног и Сонгю только мог стоять и пялиться. Ухен выглядел спокойным, даже расслабленным, он солнечно улыбался, и на душе становилось так тепло, что тревоги уходили, и даже уверенность появилась.
- Так ты знал? Как долго?
- С самого начала.
- Ох.
Нужно было срочно придумать что-то достойное, но слова, как назло, вылетели из головы. Сонгю мог бы написать целый реферат, а вот просто поговорить – на это фантазии не хватало.
- На самом деле ты криповый, - первым опомнился Ухен, - но прикольный. Совершенно не умеешь шифроваться. И во время матча, когда ты прятался за шваброй, я тебя тоже заметил.
Никогда Сонгю не было так стыдно, уши покраснели, а мысли внезапно потекли в депрессивное русло. Ему было даже страшно посмотреть в глаза человеку напротив, но не зря он выбрал избранником Ухена, всегда и во всем идеального.
- Ты только сам не сбегай, хорошо? – Ухен взял его за рукав и потянул на себя. – Ты же позвал меня, скажи, что хочешь. Давай, я не кусаюсь.
- Хорошо, - проблеял Сонгю, наслаждаясь теплом, исходящим от руки Ухена. – Ты…
- Я…
- Мне…
- Тебе…
- Хватит надо мной издеваться! И кривлять! Нравишься, понял? Нравишься!

- Ну все, он сейчас ему врежет, я готов идти!
- Сиди на месте! Он сейчас его засосет!
- Я тем более готов идти!
Джонхен схватил Минхо, Минхо схватился за куст, а Джунмен готов был биться головой об дерево. Их не слышал, наверное, только какой-нибудь глухонемой старик, с таким-то количеством шума.

- Знаете что? – внезапно Ухен отвернулся от Сонгю. – Может, вы и правда уйдете? Насиловать Сонгю никто не будет.
- Что? – Сонгю совершенно не понимал, зачем Ухен говорит с кустами, но начинал догадываться. И если он думал, что весь стыд уже испытал, то понял, насколько ошибался.
- Там твой дружный отряд, который тоже за мной следил. Конспираторы с них еще хреновее, чем с тебя.
- Слушай, Ухен, прости за все, мне так стыдно, - Сонгю попытался убрать свою руку, но Ухен только крепче перехватил и пошел в глубь парка, утаскивая за собой.
- Ну, во-первых, ты милый, так что не извиняйся. Милашки не извиняются.
- Эй! Парням такое говорить нельзя!
- Во-вторых, я гей, так что мне – можно, - проигнорировал слова Ухен. – А в-третьих, вместо того, чтобы сталкерить меня, лучше бы просто подошел и позвал гулять, и я бы не отказал.
Лучик надежды пробился сквозь пучины мрака в сердце Сонгю, и дурацкая улыбка украсила лицо.
- Правда-правда, не отказал? – с надеждой спросил он.
- Нет, конечно, а что мы сейчас делаем, по-твоему? Гуляем. Дашь мне потом свой мобильный номер.
- Ага.
- И скажешь, где живешь.
- Ага.
- А еще не будешь подпускать своих бешенных друзей ко мне.
- Ага.
- Вот прям на все «ага»? Даже если бы я тебя сейчас в кусты затащил?
- Ага!
- Так радостно?! – Ухен засмеялся громче и красивее птиц, поющих в парке, а Сонгю понял, что ляпнул. Но самое удивительное, что на попятную идти не собирался, а только насупился и крепко схватил Ухена за локоть, стараясь идти близко.
- Просто я рад, что все оказалось так просто. И мне не пришлось становиться спортсменом, чтобы последовать за тобой в университет.
- А ты собирался?
- Угу.
Ухен смеялся, пока слезы не полились из глаз, а затем притянул к себе Сонгю и быстро чмокнул в щеку.
- Ты забавный, Ким Сонгю, давай прогуляемся подольше.
Сонгю чувствовал себя героем сказки, идя под руку с парнем, о котором грезил три года. Ради которого и стал лучшим учеником, просто, чтобы его заметили. А самое приятное, что все старания окупились, Ухен шел рядом и рассказывал какие-то отвратительные тупые шуточки, от которых губы все равно растягивались в улыбке. Все проблемы и заботы оказались на деле полнейшей чепухой, которая не стоила и выеденного яйца, но, по словам Ухена, теперь у них все будет хорошо. А это точно-точно правда.

- Он слишком быстро охомутал Сонгю, - Минхо, наконец, выбрался из кустов, отряхивая листву и колючки.
- Просто он нас всех надул и оказался намного смышленее, чем мы предполагали, - одобрительно кивнул Джунмен, вылезая следом.
- Но кто знает, не будь он таким смышленым и хитрым, сколько бы Сонгю еще в любви признавался, и сколько бы мы страдали, вынашивая планы. Так что стоит его поблагодарить за бойкость.
- Ага, подарю ему презервативы в благодарность.
- Минхо!
- Ну что?
- Просто иди домой, насмотрелись сказок сегодня.

@темы: репост, Ким Сонгю, fan: тексты

---

[infinite community]

автор -  #ЖАНЛЮБИТВСЕХ

11.08.2015 в 21:00

Пишет  memberfest:

Работа №4
Название: Wear me like a brand
Разрешение от автора: получено
Ссылка на оригинал: «Wear me like a brand» by dainuhsoar
Фандом: Infinite
Персонажи: Нам Ухен/Ким Сонгю, упоминаются другие участники Infinite и ОЖП
Жанр: повседневность, романс
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU
Количество слов: 4 439 слов в оригинале
Краткое описание: AU, в котором имя вашей родственной души находится где-то на вашем теле. Пара Ухена — девушка-японка

Читать дальше

Имя на теле Ухена написано на японском, но Ухен не читает по-японски.

Он не помнит, когда впервые заметил его, ведь это кажется таким естественным: смотреть на имя или обводить незнакомые иероглифы кончиками пальцев. Говорить о нем тоже кажется естественным, и Ухен рассказывает всем, что его родственная душа родом из Японии, и есть в этом нечто захватывающее, не так ли? Иметь пару-японца.

Друзья сказали: стоило бы поискать в японском словаре или сделать что-нибудь еще, но Ухен считает, что это лишь испортит его трепетные чувства. И они ссорятся, ведь смысл имени и заключается в том, чтоб знать, кто этот человек.

Кое-кто из друзей Ухена уже нашел того, чье имя он носил на своем теле. Больше всех повезло Ховону, на внутренней стороне запястья которого написано «Чан Дону», а поперек ключицы Дону — «Ли Ховон». Родители Дону и Ховона дружат, и узнав, что на их детях — имена друг друга, сразу же объединили их в пару. Они — это что-то фантастическое. Дону и Ховон никогда не чувствовали, что вынуждены быть вместе, потому что быть вдвоем для них естественно, и неважно, суждены ли они друг другу. Они были вместе с детского сада.

У Сонджона на среднем пальце левой руки сбоку китайскими иероглифами написано «Чен Сюэци», так мелко, что Сонджон боялся, что никогда ее не встретит. Но однажды, когда ему уже исполнилось пятнадцать, он возвращался из школы, и какая-то девушка спросила у него дорогу. Она очень плохо говорила по-корейски, нервничала и наконец сорвалась на китайский. И Сонджон внезапно понял: вот она! Сюэци переехала из Китая, чтобы учиться здесь в университете. Уже год, как они вместе.

Только у Ухена и Сонеля пока еще нет пары. На Сонеле написано «Ким Менсу». Они знают Кима Менсу, но он красив и знаменит, и он сочетает в себе все, что так ненавидит Сонель. Ким Менсу зарабатывает на жизнь своим лицом, что для Сонеля примерно то же самое, что торговать своим телом. Он отказывается верить в тот, что этот Ким Менсу — его родственная душа. А еще он говорит, что они никогда не встретятся. Сонель один из немногих, кто считает, что не стоит позволять дурацкому клейму на теле указывать, с кем тебе быть.

Ухен, казалось бы, соглашается с другом, но понимает, что пытается врать самому себе. Его пальцы все время зависают над именем, всякий раз, слыша японскую речь, он оборачивается, он так отчаянно хочет найти того, кто ему предназначен.

Все, что Ухен знает о своей родственной душе — что это девушка, и что она японка. Его родители считают, что чем раньше она найдется, тем лучше. Мать искала имя в словаре, и она не назвала его Ухену только потому, что думает, будто он «слащавый романтик», который предпочитает ждать, а не искать. Она сказала только то, что имя женское.

Это несколько странно, потому что Ухен замечает, что его больше привлекают парни, чем девушки. Девушки прекрасны, когда не шумят и не ноют, они нравятся ему, но парни все-таки нравятся больше. Но если ему предназначена девушка, как он может влюбляться в парней?

Особенно в таких — носящих очки с толстыми линзами в квадратной черной оправе, с пухлыми щеками и вечно сощуренными глазами, излишне самоуверенных, с грубыми манерами, высоким ростом, слушающих только старомодный рок и блюз. Обладай такими качествами девушка, Ухену она точно бы не понравилась.

***

Сонгю — президент студенческого совета, Ухен — секретарь, Ховон — казначей, Сонджон — менеджер по связям с общественностью, Дону — вице-президент, а Сонель — всеобщий помощник.

Ухен не любит брать на себя ответственность, но ему нужно как-то привести в порядок свое портфолио, заполненное снимками граффити, которые он продолжает рисовать, даже не смотря на должность в студенческом совете. Сонгю уже и не пытается его остановить.

Сонгю не такой уж и примерный, как казалось Ухену до того, как он вступил в студенческий совет. Сонгю постоянно засыпает на уроках или играет в тупую игру в телефоне, или же рисует на парте. Ухен как-то замечает, что Сонгю любит писать свое имя. Наверное, это признак самовлюбленности, но Сонгю таковым не выглядит, да и Ухену не настолько интересно, чтобы вот так вот запросто взять и спросить: почему тебе оно так нравится? А еще Сонгю много болтает и задает кучу вопросов, когда чего-то не знает. Он очень упрямый, чем бесит Ухена во время дискуссий в классе и забавляет учителей.

Место за партой рядом с Сонгю было свободно, и Ухен пересел к нему, потому что его вконец достала влюбленная парочка, которая сидела впереди него и занималась странными вещами во время занятий. Надо сказать, необходимость ставить сумку на пол из-за того, что у него теперь есть сосед по парте, Сонгю не обрадовала.

Все считают, что Сонгю хорошо влияет на Ухена, и даже не замечают, что их имена в течение месяца звучат чаще, чем за весь прошлый год. Они слишком много болтают, хихикают из-за глупостей вроде очередной серии нового аниме, груди одноклассницы или задницы одного из учителей. Ухен признает, что это ребячество, но это все равно весело. Сонгю забавный и совсем не отсталый, вопреки ожиданиям Ухена. И Ухену он нравится больше остальных, потому что Сонгю неожиданно приятный и удивительный, когда застенчиво улыбается ему, если их застукивают учителя, или когда играет в свою игру, облизывая кончиком языка уголок рта, и даже когда они отбывают наказание, стоя перед классом. Или когда делится с ним последней ручкой во время теста. Ухен думает, что Сонгю даже по-своему красив.

Большинство учеников считает Сонгю неприступным, и отчасти они правы. Если кто-нибудь начнет рассказывать ему о чем-либо ему неинтересном, например, о выходе нового альбома Рейна в сентябре, то по остекленевшему взгляду сразу станет видно, что он не слушает. Сонгю может быть строгим, когда дело касается чего-то важного: он может закрыть глаза на форму или когда едят в классе, но он никогда не допустит травли. На порчу имущества Сонгю тоже смотрит сквозь пальцы. На самом деле иногда он берет на себя вину за вандализм Ухена. Ухен с Сонгю известны, как граффити дуо, пусть Сонгю ни разу в жизни и не пользовался баллончиком с краской.

Единственный раз, когда Ухен видел Сонгю взволнованным, был на чрезвычайно нудном уроке. Сонгю засыпал, а потому взял маркер и стал рисовать на крышке стола, и обрисовал весь стол членами черным перманентным маркером. Это было очень глупо, но Ухен с трудом сдерживал смех. А потом Сонгю ухмыльнулся ему и коснулся стержнем маркера его руки.
Он написал «Ким Сонгю» на тыльной стороне предплечья Ухена. И когда спустя мгновение понял, что он сделал, он выронил маркер и резко вскочил. Весь класс уставился на него, краснеющего, а он сказал, что ему нужны влажные салфетки, чтобы вытереть стол, измазанный Ухеном. Учитель отругал Ухена и велел Сонгю сесть. Ухен в шутку сделал вид, что оскорблен предательством (а если честно, то он был совсем не против взять вину Сонгю на себя). Но Сонгю, закусив губу, смотрел куда угодно, только не на Ухена, и лицо его все еще оставалось красным.

Отбывая наказание после уроков, Ухен очерчивал имя Сонгю на тыльной стороне предплечья, в то время как имя японской девушки с внутренней стороны оставалось нетронутым.

***

Сонель встречается с девушкой такой же высокой и шумной, как и он сам. Она милая и дружелюбная, а еще она играет в баскетбол. Она очень нравится Ухену, и он одобряет ее в качестве девушки Сонеля. Но Ухен не хочет быть единственным свободным человеком среди своих друзей. Все было бы не настолько плохо, если бы Сонгю тусовался с ними, но тот предпочитает проводить время с участниками школьной джаз группы.

Девушку Сонеля зовут не Ким Менсу, а имя на ее плече не Ли Сонель. Но их обоих это не волнует. Они нравятся друг другу и они оба не нашли тех, кто им был предназначен, поэтому это не имеет значения.

Они отлично смотрятся вместе. Она таскает еду у него с тарелки, а Сонель отпивает ее напиток. Они много шутят, Сонель постоянно приобнимает ее за плечи, а она все время держит руку на его бедре. Они смотрят друг на друга, когда смеются, и смеются они одинаково: широко раскрывая рот и запрокидывая голову. Сонель заправляет волосы ей за уши, чтобы пряди не падали на лицо, а она втихаря оттирает пятно у него на щеке. В некоторой степени они выглядят естественно, так, как смотрятся вместе Дону с Ховоном. Они идеально подходят друг другу, несмотря на имена.

Ухен ловит взгляд Сонгю через всю столовую. Сонгю сидит между двумя чудиками из группы. Он весело улыбается и машет Ухену, и Ухен касается места, где две недели назад было имя Сонгю. Ухен запомнил почерк после того, как целую неделю вглядывался в него, и сейчас, если смотреть достаточно долго, ему кажется, что контур имени Сонгю все еще на руке.

Ухен машет Сонгю в ответ.

***

Узнав, что Ухен никогда в жизни не смотрел японских фильмов, хотя и постоянно смотрит аниме, Сонгю уговаривает его пойти к нему и устроить небольшой киномарафон. Ухена не нужно долго уговаривать. Сонгю зовет и других членов студсовета, но сегодня пятница, у всех свидания или что-нибудь еще. Ухен чувствует облегчение, ему не хочется быть среди обнимающихся парочек. Им с Сонгю было бы неловко.

Так что они только вдвоем.

Сонгю решает переодеть форму прямо перед Ухеном. Он снимает рубашку, пока предлагает Ухену выбрать фильм из коллекции ди-ви-ди на полке. Ухен пялится на голую спину Сонгю, пока тот не надевает обычную футболку. А потом Сонгю снимает штаны и Ухен продолжает пялиться на его задницу в, черт побери, белых брифах. Он наугад вытаскивает диск, пока Сонгю натягивает спортивные штаны.

Когда Сонгю поворачивается обратно, Ухен просто смотрит на него с приподнятыми плечами, будто готовясь убежать. Он протягивает фильм Сонгю.

— Хочешь тоже переодеться? — спрашивает тот. — Отлично, этот один из моих любимых.

— У меня нет запасной одежды… — неловко тянет Ухен, пожимая плечами. Он не знает, куда себя деть, в то время как Сонгю наклоняется к небольшому телевизору перед кроватью.

— Можешь одолжить мою.

— Ты… Ты уверен?

— Ага, — Сонгю вставляет диск в проигрыватель, распрямляется и возвращается к шкафу. Он достает футболку и штаны в Микки Маусах. — У нас примерно один размер. Думаю, тебе подойдет.

Подходит не очень. Сонгю немного выше и крупнее, так что штаны скрывают пятки Ухена, а футболка висит на его плечах. Одежда Сонгю пахнет немного терпко и в то же время сладковато, и этот аромат Ухен вдыхает всякий раз, устраивая голову на плече Сонгю во время скучных уроков.

— Где твои родители? — спрашивает Ухен, сидя рядом с Сонгю на расстеленном на полу у кровати футоне.

Сонгю лежит на животе и крутится, устраиваясь удобнее.

— На кладбище, примерно в двух милях отсюда.

— Ох, прости, я не знал…

— Все нормально. Они умерли, когда я был маленьким. У меня есть приемные родители. Они заботятся обо мне с шести лет.

Это объясняет, почему Сонгю никогда не ходил в их детский сад. Ухен плюхается на спину Сонгю, сбивая ему дыхание. Сонгю смеется, пока Ухен вертится, устраиваясь так, чтобы спина Сонгю не давила на его ребра. Сонгю запускает фильм, и Ухен тут же перекатывается на живот рядом с Сонгю, соприкасаясь с ним локтями.

Спустя тридцать минут после начала фильма Сонгю тянется, чтобы достать с кровати подушку. Через пятнадцать минут Ухен выхватывает ее у него, и Сонгю приходится вставать за второй. Еще через тридцать минут Ухену становится скучно и он начинает засыпать, убаюканный ароматом шампуня Сонгю на подушке, теплом его тела рядом и быстрой болтовней из телевизора. А потом он слышит тихие всхлипы и моргает, замечая плачущего Сонгю, вытирающего глаза рукавом. Ухен бьет его подушкой. Сонгю сталкивает Ухена с футона.

В итоге Ухен так и не засыпает и плачет в конце. А Сонгю тихо похрапывает и пускает слюни в подушку. Ухен лежит на боку и придвигается к Сонгю так, чтобы их согнутые колени соприкасались. Ухен все еще чувствует следы слез на своих щеках. Он облизывает губы, они солоноватые. Музыка из титров, все еще идущих на экране, убаюкивает и его. Он начинает засыпать, вдыхая вздохи Сонгю, запах Сонгю, всего Сонгю.
А затем он подскакивает, просыпаясь от понимания, что у Сонгю на теле нет имени.

***

Сонель встречается с девушкой месяц, а потом она бросает его. Тот не выглядит разбитым, только немного расстроенным. Ухен грустит из-за их разрыва больше, чем сам Сонель: они были такой милой парой, казалось, они всегда будут вместе и докажут, что отсутствие имен друг друга на их телах ничего не значит.

— Она бросила меня, потому что нашла его.

Ухен вздыхает.

— Я думал, она не верила в то, что имя на ее теле решает, с кем ей быть.

— Да, но, по всей видимости, она сразу же почувствовала связь с ним, — ворчит Сонель, стирая этикетку на бутылке из -под минеральной воды. — А, ерунда!

— А ты чувствовал связь с ней?

Сонель колеблется. Он бросает взгляд на Ховона с Дону, которые лихорадочно соревнуются друг с другом, играя в Марио карт на своих Айфонах. На Сонджона, который приподнимает бровь в ответ, а потом его телефон пищит, оповещая о входящем сообщении. Без сомнения от Сюэци, потому что лицо Сонджона тут же проясняется.

— Честно говоря, нет. — Сонель пожимает плечами, отрывая половину этикетки. — Она веселая и милая и все такое, но я ничего особого не чувствовал. Как… если она оставит меня, то это будет нормально. И она бросила меня, а я в порядке, словно ничего не произошло.

— Прошу тебя, только не говори мне, что теперь ты тоже веришь во всю эту ерунду про судьбу.

— Я думал, это по твоей части, — хмурится Сонель.

Ухен думает о Сонгю и отсутствии на нем метки. Думает о том, чтобы прожить с ним остаток жизни. Это немного неестественно и бредово, но… Это было бы славно. Было бы хорошо жить с Сонгю, делить с ним постель и обвивать его руками, словно… будто бы все его тело было на Ухене. Не только его имя, а весь Сонгю.

— Я уже не уверен, — пожимает плечами Ухен. Он осмеливается бросить взгляд в сторону Сонгю, который снова сидит с теми же чудиками из группы. Сегодня он повернут к нему спиной. — Знаешь, иногда все эти метки — сплошная фигня. Я знаю, почему Дону и Ховон вместе, в том, что они предназначены друг другу, есть смысл. А взять, к примеру, Сонджона и Сюэци — это вообще полный бред. У Сонджона никогда и в планах не было побывать в Китае, и их отношения начались по чистой случайности. И пусть здесь нет никакого смысла, но они идеально друг другу подходят. Что здесь смешного? — Ухен сердито косится на Сонеля, чувствуя, что его недооценивают. Ну же, его тирада была вполне себе классной и обоснованной.

Сонель в ответ лишь улыбается, и когда Сонгю встает и оборачивается, потягиваясь, встречается с ним взглядом. Сонгю улыбается и машет. Но еще до того, как Сонель успевает отреагировать, взгляд Сонгю перемещается на Ухена. Ухен ухмыляется, Сонгю отвечает тем же. Сонгю держит пластиковую упаковку от клубничного хлеба. Ухен показывает свою, только от шоколадного. Их ухмылки становятся шире, а потом Сонгю уходит с участниками группы.

— Что это сейчас было? — спрашивает Сонель, наконец отрывая этикетку со своей бутылки.

— Ничего, — легко отвечает Ухен, разглаживая упаковку так, словно это самое интересное занятие в мире. — В любом случае, это то, о чем я говорил…

— Ах, да, — Сонель поднимается. — Ты кажешься гораздо серьезнее меня в отношении всех этих именных меток. — Он выхватывает у Ухена упаковку от хлеба и сминает ее в шар вместе с этикеткой от своей воды, посмеиваясь, когда Ухен пытается отобрать ее.

***

Кабинет студенческого совета неожиданно сложно найти. Ухен помнит, как потерялся в день первого же собрания, опоздал на двадцать минут и столько же выслушивал ругань президента, Кима Сонгю. Но на следующее собрание Ухен пришел на двадцать минут раньше, а Сонгю опоздал на сорок минут потому, что задремал в библиотеке и проспал. Он нарушил сразу два правила, но никто из членов совета и слова ему не сказал. Сонель продержался десять минут, после чего на повышенных тонах потребовал, чтобы кто-нибудь отругал Сонгю, иначе это сделает он. Никто так и не вызвался, и Сонель действительно набросился на Сонгю, который холодно смотрел на него все оставшееся собрание. Сонель опоздал на пять минут в следующий раз, и Сонгю все так же смотрел на него, пока тот не купил всем кофе.

Теперь, когда студенческий совет находится ближе, пунктуальность уже не так важна, поэтому, когда Ухен заваливается в кабинет на час позже, Сонгю ничего не говорит, даже от книги не отрывается. В кабинете больше никого нет.

— Где все? Собрание еще не началось? Я заканчивал один шедевр и…

— Собрание только что закончилось, — отвечает Сонгю. Он подталкивает к Ухену папку. — Месяца через два к нам придут ученики из Японии по обмену. Посмотри.

Брови Ухена ползут вверх на слове «Япония». Он сидит рядом с Сонгю и подтягивает папку к себе. Сонгю наконец смотрит на него, он бросает быстрый взгляд на руку Ухена и улыбается.

— Сколько их будет? — спрашивает Ухен.

— Я думаю, человек двадцать. Это не должно стать проблемой.

Ухен открывает папку, но не смотрит в нее. Сонгю переводит взгляд с него на папку и обратно и уже открывает рот, чтобы спросить, в чем дело, но тут Ухен подается вперед и мягко его целует. Сонгю задыхается и отстраняется, шокированный и смущенный.

— Какого черта?

— Извини, я просто хотел… Блин. — Ухен снова смотрит на папку. Его сердце бешено бьется, а в ушах стучит кровь, голова кружится, и легкий мускусный одеколон Сонгю делает только хуже, потому что все, о чем может думать Ухен — как ему хочется положить голову Сонгю на плечо и вдохнуть запах его кожи, скрытый ароматом духов. — Прости.

— Эй, эй, — Сонгю тычет кулаком Ухена в плечо. И когда Ухен не поднимает глаз, начинает его трясти. — Эй, посмотри на меня. — Ухен сглатывает и поворачивается, словно робот. Его взгляд мечется по комнате. — Хочешь сказать, что я тебе нравлюсь?

Ухен наконец смотрит на Сонгю, снова сглатывает и кивает. Он почти не дышит и чувствует, как к лицу приливает жар.

— Но на твоей руке не мое имя. Это женское имя. Японское женское имя. — Сонгю тянется за папкой и находит нужную страницу. Он возвращает ее Ухену. — Меня зовут Сонгю и я парень. И на мне нет метки.

Собственный голос кажется Ухену чужим и заикающимся.

— Я… Я знаю, — он не хочет смотреть на то, что собирается показать ему Сонгю и отодвигает папку. — Н-но я ее никогда не видел и просто знаю, что ты м-мне н-нравишься. — Он хмурится, делает глубокий вдох и пробует снова. — Ты мне нравишься, — выдыхает он. — Ты нравишься мне настолько сильно, что я всерьез сомневаюсь во всех этих глупостях о судьбе. Думаю, я уже не верю в них, потому что в будущем, которое представляю, я люблю тебя. М-мы не суженые в том самом смысле, но мне кажется, что мы идеально подходим друг другу, — он медлит, чувствуя гордость за себя даже не смотря на то, что все еще пытается не наложить в штаны. — Я не знаю, встречу ли когда-нибудь эту девушку. Я не знаю, почувствую ли что-нибудь, увидев ее. Но сейчас, клянусь, я чувствую некую связь с тобой.

Сонгю задумчиво на него смотрит.

— Мои приемные родители сказали, что на мне нет имени потому, что мне суждено самому найти свою судьбу. Не знаю, правы ли они, но если ты посмеешь бросить меня ради нее, я надеру тебе зад, — он ухмыляется и касается руки Ухена там, где перманентным маркером было выведено его имя, когда тянется за новым поцелуем.

***

Спустя два месяца Ухен встречает девушку, чье имя написано на его руке. Она красивая, с длинными черными волосами, большими глазами и слегка искривленными нижними зубами, прямо как у него. Она представляется как Хана Фуджисаки, и когда она поднимает руку, чтобы заправить волосы за ухо, Ухен видит свое имя, написанное по-корейски на внутренней стороне ее руки.

Ухен не прекращает пялиться на нее на протяжении всего представления, и она смотрит в ответ.

***

— Я буду впереди с Дону и Сонелем. Ухен, ты пойдешь сзади с Ховоном и Сонджоном. Все ясно? — раздает инструкции Сонгю.

— Тогда увидимся позже, — Ухен улыбается своему парню и притягивает его, чтобы быстро чмокнуть в щеку.

— Пожалуйста, никаких сцен перед гостями, — грубо расталкивает их Сонель.

— Эй, Нам Ухен, держи свои губы при себе, — смеется Сонгю.

Ухен подмигивает Сонгю, когда Ховон и Сонджон тянут его в конец строя японцев. Студенческий совет должен показать школу ученикам по обмену. Они построились и болтают друг с другом по-японски. Когда Ухен проходит мимо Ханы, она ловит его взгляд и идет за ним в конец строя.

— Отлично, выдвигаемся! — Ухен слышит Сонгю, но не видит его за головами.

Когда они начинают двигаться, Хана идет в ногу с Ухеном, Ховоном и Сонджоном.

— Ты Нам Ухен, так ведь? — спрашивает она с акцентом.

Ухен кивает.

— Это твое имя, да? — он протягивает руку и показывает ей японские иероглифы.

Сонджон и Ховон с любопытством переглядываются и делают вид, что отстали, позволяя Ухену и Хане идти бок-о-бок.

Хана кивает.

— Но ты и президент студенческого совета…

— Мы вместе, — Ухен снова кивает. Все останавливаются перед столовой. Сонгю рассказывает, где ученики могут взять еду и объясняет, что в классах есть нельзя. Ухен наблюдает за ним. Он делает мысленную пометку купить в торговом автомате клубничный хлеб. Когда строй начинает идти, Сонгю не уходит со своего места. Значит, группу теперь ведут Дону и Сонель. Сонгю ловит взгляд Ухена, и тот указывает на автомат. — Милый, правда? — говорит Ухен, поглядывая на Хану.

— Да, как раз в моем вкусе, — отвечает Хана, ухмыляясь. Она слегка кивает, когда Сонгю смотрит на нее.

Сонгю кивает в ответ. Он быстро машет Ухену, Ховону и Сонджону и возвращается на свое место во главе построения.

— И в моем тоже, — Ухен ухмыляется в ответ. Он немного поворачивает руку и показывает Хане имя Сонгю с другой стороны, написанное черными чернилами.

***

Ухен не знает, когда имя Ханы Фуджисаки исчезает с его руки. Но он замечает его отсутствие, растянувшись на футоне в комнате Сонгю и делая домашнюю работу. Он поднимается и подходит к Сонгю, сидящему за столом, протягивает руку и просит Сонгю посмотреть.

Сонгю снимает наушники и моргает. Его брови ползут вверх.

— Да, тебе не помешало бы побрить руки.

— Не то, идиот, — говорит Ухен и трясет рукой. — Ее имени нет.

У Сонгю округляются глаза. Имя Сонгю тоже смылось с руки Ухена несколько дней назад.

— Ох, да, и правда… Это значит, что ты чистый, как и я?

— Возможно, это значит, что где-то на мне есть твое имя, — Ухен пожимает плечами и внимательно осматривает свою руку.

— Ты прав. Почему бы тебе не раздеться, чтобы мы могли проверить?

— Тебе просто хочется, чтобы я снял одежду.

— Нет, кого вообще интересуют твой пресс и прочее? Я просто хочу поискать свое имя. Для начала сними штаны.

@темы: репост, Ким Сонгю

---

[infinite community]

автор -  Kankouku-man

12.08.2015 в 21:00

Пишет  memberfest:

Работа №5
Название: Красотки в бикини
Фандом: INFINITE
Персонажи/пейринги: Ким Сонгю/Нам Ухён
Жанр: слэш, АУ, курортный роман
Рейтинг: PG-13
Количество слов: ~1800
Краткое описание: Сонгю думает о том, что ему не помешает немного отдыха, белого песка и красоток в бикини


В среду вечером, выходя из офиса в серую гадость дождливого города, Сонгю с кристальной ясностью осознаёт, как же он космически заебался.
Работа давно уже стоит поперёк горла, коллеги окончательно надоели своим занудством и примитивными разговорами, повышение, обещаниями которого его кормят уже месяцев шесть, не стремится становиться реальностью, приятель, с которым он привык сидеть где-нибудь пару раз в неделю, завёл себе личную жизнь и либо пропадает там с концами, либо пускает глупые розовые сопли без остановки. Даже премьеру фильма, которую он так ждал, вдруг отложили на неопределённый срок.
Сонгю бредёт куда глаза глядят, шаркая ногами, жалеет, что не курит, и думает о том, как это он умудрился загнать себя в такую кромешную тоску.
Решение в буквальном смысле бросается в глаза, ослепляя неоновой яркой вывеской и въедаясь в мозг. Несколько минут Сонгю пялится на окна турфирмы, предлагающей горячие туры по каким-то уж совсем смешным ценам. На фотографиях светится горячий белый песок, шумят волны, облизывающие берег, и ослепительно улыбаются зацелованные солнцем красотки, протягивая бокалы с разноцветными коктейлями. Сонгю вдруг осознаёт, что ужасно хочет на этот песок, к волнам и коктейлям, да и красотки в бикини ему были бы сейчас очень кстати. И самое странное, что он вполне может себе это позволить. В отпуск его пытаются выгнать уже больше месяца, отказывается он только потому, что сейчас точно стухнет со скуки, деньги можно взять из тех, что откладывает на машину, всё равно в этом году купить её уже не получится, он никому ничего не должен, ни от кого ничего не ждёт и может уехать хоть в пятницу.
Уехать получается только в понедельник, но Сонгю это уже не слишком расстраивает. Он заканчивает срочный проект по работе, передаёт дела и с каким-то мстительным удовольствием рассылает коллегам из других регионов письма о том, что ближайшие десять дней не будет доступен. Достаёт из далекого чемодана пару сланцев и пляжное полотенце, которым не пользовался уже несколько лет. Купальные шорты приходится купить новые, и он с удовольствием выбирает какие-то тёмно-зелёные с яркими белыми и голубыми цветами. Заодно покупает пару лёгких цветных рубашек и футболок, крем для загара, крем после загара, новые солнечные очки. Легко и с удовольствием тратит деньги, стараясь, впрочем, не увлекаться и не выходить за рамки суммы, которую он посчитал для этого разумной.
Радостное предвкушение накрывает Сонгю с головой в ночь перед отлётом. Ему снятся улыбчивые полуголые девушки, которые много смеются и тянутся к нему влажными красивыми губами. Горячий песок во сне приятно греет ступни, музыка гремит и кружит в мерцании цветных огоньков. Сонгю просыпается каждые сорок минут и приезжает в аэропорт за два часа до отправления.



Его немного укачивает в самолёте, но даже безвкусный обед отдаёт свободой.
Отель оказывается меньше и обшарпаннее, чем на фотках, а до пляжа идти чуть дольше, чем представлялось по словам парнишки, оформлявшего тур, но это не имеет никакого значения, потому что море не испортить ничем. Да и песок всё такой же ослепительно белый и восхитительно горячий. Сонгю дышит полной грудью, чувствуя, как с каждой минутой здесь ему становится легче.
К вечеру третьего дня Сонгю обзаводится лёгким загаром, подбирает местное пиво, которое приходится по вкусу, находит на берегу забегаловку с самыми классными хот-догами и чувствует себя вполне себе счастливым человеком. Его немного тревожит только то, что на горизонте никак не торопятся появляться красотки с пышным бюстом, которые захотят скрасить его одиночество. Вообще женское население их отеля состоит из мамаш с детьми разных возрастов (Сонгю ещё не настолько отчаялся, да и женщины постарше его никогда не привлекали), девушек со своими парнями (в чьих взглядах поровну намешано гордости и предостережения всем прочим парням) и целой группы бабушек-пенсионерок из Европы, которые занимают, кажется, весь третий этаж и круглые сутки очень громко разговаривают на своём странном языке.
Сонгю пытается посчитать женщин среди персонала отеля, но очень быстро отбрасывает эту мысль – их оказывается примерно полторы, и уж слишком они угрюмые. На пляже девушки на него не обращают внимания, хотя Сонгю всё-таки смог найти в зеркало ракурс, где казалось, что и на его прессе можно насчитать пару кубиков. А ходить одному по незнакомым барам было пока как-то немного нервно.


На пятый день Сонгю начинает всерьёз переживать на этот счёт и, видимо, только портит этим всё. Потому что две симпатичные китаянки при попытке познакомиться принимают его за местный персонал и просят принести ещё один имбирный лимонад. Сонгю немного оскорбляется, но лимонад всё-таки несёт, в процессе придумывая остроумную реплику, которая позволит вывернуть из этой нелепой ситуации. Оказывается, что остроумные реплики нужно произносить громче и до того, как на тебя вообще перестают обращать внимание.
Сонгю поднимается в свой номер, ложится на кровать и часа полтора слушает весёлый щебет европейских бабушек, которые живут прямо под ним, пока не проваливается в дрёму. Сонгю нравится спать здесь, от далёкого шума моря создаётся ощущение, что его покачивает на волна океан, баюкая в своих объятиях, и спится крепко и легко. Он открывает глаза уже под вечер из-за приглушенного гомона вечеринки и сперва хочет угрюмо отлежаться в постели. Но потом вспоминает, что поваляться в кровати можно будет и дома, а здесь всё-таки очень вкусное пиво, и у барной стойки можно будет безнаказанно пялиться на девушек в платьях. Если не слишком наглеть.

У бассейна при отеле действительно шумно, пьяно и весело. Гремит ритмичная модная музыка, светятся лампочки цветочных гирлянд, оплетающих стволы пальм, люди танцуют, веселятся, пьют, парень, обмазанный маслом, крутит на коротких цепочках шарики огня, притягивая восхищённые взгляды. Сонгю в своей лучшей рубашке с любопытством разглядывает всё вокруг, жалеет, что не очень хорошо танцует, и чувствует себя слегка чужим на этом празднике жизни.
В какой-то момент он тоскливо вздыхает, поворачивается на стуле лицом к стойке и просит у бармена коктейль с какой-нибудь блестящей херовиной, светящейся херовиной, такой чтобы стало веселее. Тот понимающе хмыкает и с какой-то завораживающей скоростью заливает в шейкер немного того и чуть-чуть этого, встряхивает, подбрасывает, выливает в бокал с кубиками льда, доливает туда слой ещё чего-то, готовит в шейкере новую порцию ингредиентов, встряхивает и тоже добавляет в бокал. Сонгю залипает на то, как движутся его руки, и приходит в себя только когда коктейль оказывается прямо перед его носом. Блестящая херовина в наличии, есть даже маленький бенгальский огонь и кусочек ананаса. Сонгю делает глоток из середины и ещё один с самого дна – оказывается, что на алкоголь бармен тоже не поскупился и это божественно вкусно и именно то, что нужно.
Когда он допивает почти до конца, музыка вдруг включается громче, но Сонгю упорно перекрикивает её, пытаясь узнать название коктейля. Бармен улыбается от уха до уха и повторяет несколько раз. В этот момент краем глаза Сонгю замечает, что к кромке бассейна выходят танцовщицы в сияющих бикини с перьями за спинами и отвлекается, не успев удивиться странному названию.


Следующий день Сонгю проводит на балконе в шезлонге, читая какую-то глупую, но ужасно увлекательную книжонку, и в бар к бассейну приходит пораньше, пока народа ещё почти нет. Он подсаживается ко вчерашнему бармену и заказывает у того Намстар – так он вчера запомнил название понравившегося коктейля. Тот несколько раз удивлённо моргает, а потом хохочет и начинает снимать с полок нужные бутылки. Сонгю хмурится, он не очень любит, когда смеются над чем-то, ему непонятным, но отвлекается от этого, загипнотизированный процессом. Загорелая смуглая кожа красиво контрастирует с белой рубашкой. Сонгю не понимает этого фетиша на бледнокожих, и ему нравится сочетание. У бармена действительно красивые руки, хитрые глаза, нарочито небрежная стрижка и располагающая улыбка. Вот у кого точно нет проблем с тем, чтобы клеить девушек, думает Сонгю, вздыхая.
– Ты ведь кореец? – спрашивает бармен, сразу влезая в неформальный тон.
Сонгю не ожидает такого, но не чувствует неприязни. Парня зовут Ухён, они из одного города и чуть ли не росли на соседних улицах. Минут пятнадцать они пытаются найти общих знакомых и в итоге сходятся на нескольких любимых магазинах, кинотеатре и домашнем ресторанчике. Сонгю сам не замечает, как выдаёт этому Ухёну краткий пересказ своей не такой уж увлекательной жизни и, почему-то, чуть подробнее, последние пару лет. Тот взамен рассказывает, как его занесло так далеко от дома. Перед тем, как разгорается вечеринка и начинается вчерашняя развлекательная программа, Сонгю успевает заказать ещё одного Намстара, а Ухён улыбаясь по все зубы, прикусывает пухлую губу, чтобы не заржать и просит Сонгю ни у кого больше этот коктейль не заказывать. Рассеяно кивая, Сонгю вспоминает, что почти не ел сегодня, а алкоголь как-то незаметно успел дать в голову. Он думает, что, пожалуй, не хочет сегодня быть сторонним наблюдателем веселья, да и разговоры за жизнь настроили на лиричный лад. Забирая со стойки свой коктейль, Сонгю идёт на пляж смотреть один из самых красивых закатов в своей жизни. Он зарывается ногами в ещё тёплый песок и никак не может надышаться запахом моря. Дома, в Корее, море пахнет совсем не так.

Солнце село, и коктейль давно кончился, когда рядом с Сонгю на песок вдруг усаживается Ухён. У него с собой бутылка джина, бутылка лимонного тоника и всё та же белозубая улыбка.

– Отпросился с работы, – отвечает он на удивлённый взгляд.
Это не очень объясняет его появление на пляже, и Сонгю продолжает вопросительно держать бровь.
– Ну и можешь считать, что ты разбудил во мне тоску по дому.
Сонгю хмыкает, говорит, что по тоске он специалист и может Ухёну полные карманы насовать, пусть обращается, если что, и протягивает свой пустой бокал.
Спустя половину бутылки они сидят плечо к плечу, потому что становится зябко, а Ухён наконец колется, что «намстар» это его прозвище и вчера ему показалось, что Сонгю спрашивает, как его зовут. Это немного подло, но ужасно смешно, и Сонгю падает на песок, хохоча над собой до слёз. Следующее, что он помнит, это как Ухён наклоняется к нему очень близко, а потом они целуются, хватая друг друга за волосы и плечи, стукаясь носами.И это как-то очень вкусно, классно и совсем не неправильно.



Ухён совсем не похож на красотку в бикини, и последнее, чего ожидал Сонгю от этой поездки, это экспериментов над собственной ориентацией. Но даже на трезвую голову на следующий день Ухён всё ещё кажется ему очень красивым и притягательным, а то, что было ночью, не вызывает отвращения. Ковыряясь вилкой в завтраке, он никак не может вспомнить, кто же первым полез целоваться. Ситуацию под этим углом поставил определённо Ухён, но вот кто сделал последний шаг, качнувшись вперёд, осознать никак не получается. Сонгю отбрасывает эти мысли, когда понимает, что от слишком ярких воспоминаний о вчерашнем по спине и плечам целыми стайками проносятся мурашки. Обзывая себя безмозглой школьницей, Сонгю идёт смывать глупые мурашки в море. Потом ввязывается в экскурсию к каким-то развалинам недалеко от города, а потом ест мороженое на смотровой площадке. Милующиеся парочки вокруг, не только гетеросексуальные, кстати говоря, выводят его мысли обратно к красавчику бармену.
Сонгю кусает губы минут двадцать, а потом решает, что к чёрту всё. Зачем он вообще сомневается, если ему реально интересно, понравилось и хочется кусать совсем не свои губы, а некоторые вещи на этом острове в одиночку делать просто нельзя (например, есть те офигенные хот-доги). Всё равно никто никогда ничего не узнает.


Сонгю выкидывает стаканчик от мороженого, сдвигает очки на макушку, подставляя лицо вечернему, не злому солнцу, и идёт к отелю заказать себе Намстара.

@темы: репост, Ким Сонгю, fan: тексты

---

[infinite community]

мы тут вспомнили, что у Сонгю ведь был мембрфест!

13.08.2015 в 21:36

Пишет  memberfest:

Работа №6
Название:-
Фандом: INFINITE

автор коллажа  neks

@темы: репост, fan: графика

---

[infinite community]

ну, и горяченького вам, уж так и быть

@темы: ot7, official: видео

---

[infinite community]

а вообще, в плане душевности и Ухён не отстает
заставляя плакать зрителей
и нас

@темы: Нам Ухён, official: видео

---

[infinite community]

и раз уж у нас сегодня вечер ностальгии
другая не менее прекрасная песня лидера

@темы: Ким Сонгю, official: видео

---

[infinite community]

немного душевного пения от нашего лидера вместе с Табло ~~

@темы: Ким Сонгю, official: видео, fan: видео

---

[птенчик~]

Давайте поговорим о том, как мальчики пришли поддержать нашего волнующегося сольника

в инст Дону



И в твиттере Инфинитов :з


А Менсу приезжал из Фукуоки , чтобы поддержать нашу нюню.

@темы: социальные сети, ot7

---

[infinite community]

@темы: Нам Ухён, Ким Сонгю, fan: графика, otp: Сонгю/Ухён

---

[infinite community]

пока мы поплачем в сторонке...

">

@темы: фансайты, Чан Дону

---

[infinite community]

такие солнышки )

@темы: фансайты, otp: Мёнсу/Сонёль

---

[infinite community]

@темы: фансайты, Ким Мёнсу (Эл/Эль)

---

[infinite community]

Вы смотрели шоукейс Ухёна? Если нет, то мы идем к вам!
И несём одну из лучших песен альбома, написанную самим Наму. Нам она очень пришлась по душе.

@темы: Нам Ухён, fan: видео